Ущерб от революционных событий октября 1906 г. составил для городского бюджета 10 млн руб. Город пребывал, как писала пресса, «в состоянии беспокойства и смуты». Шел ряд процессов за политические преступления, за военную организацию, за железнодорожную, по погрому, за военные бунты. Закрывались газеты.
Тяжелые явления
Экономика города была в упадке. Еще вернулись в город не все эвакуированные отсюда учреждения и предприятия, массовая эвакуация войск из Приморья в европейскую часть России также сказалась на падении сферы обслуживания. Уход военных высвободил много квартир, захватили которые беженцы, приехавшие во Владивосток из Китая, и неимущие. За старым городом вырос новый, с населением в несколько тысяч человек.
Начало и конец года ознаменовались предвыборной кампанией — избирали выборщиков во вторую и третью думы. И кампания строилась на основном постулате «нужны деньги». Вот что писал один из выборщиков в думу в тот год: «В 1907 г. экономическая жизнь города пошла на убыль. Ввиду прекращения казенных ассигнований на Владивосток, лившихся сюда ранее широкой рекой, и отчасти ввиду ожидавшегося здесь закрытия порто-франко (дававшего Владивостоку таможенные инвестиционные и промышленные льготы), при отсутствии своей местной промышленности, добывающей и обрабатывающей, при недостаточно развитом сельском хозяйстве и морских промыслах, словом, всего того, что могло быть прочным фундаментом для развития благосостояния местного населения, вне зависимости от внешних, искусственно предпринимаемых мер, вполне естественно, что создались условия, повлекшие за собой ряд тяжелых явлений.
Если население вообще ощущало на себе последствия упадка города, то, вполне естественно, эти последствия тяжело отразились на жителях новых частей города. Это можно было наблюдать даже по их внешнему виду, т. е. в глаза бросались десятки заброшенных домов или объявления о продаже их. Впоследствии выяснилось, что и положение живущих в занятых домах также печально. Сотни людей не имели никаких работ и занятий. При подобных условиях не могли не продолжаться ненормальные отношения жителей к городскому самоуправлению. Отношения эти заключались в том, что, считая назначенную за занятые участки городским управлением плату высокою, они отказывались входить в соглашения с городом. Одним словом, просто отказывались платить».
Обратное движение
Общее число безработных во Владивостоке достигло 2000 человек. «Цинга и тиф, — писал Владимир Ленин, — захватывают истощенный организм и уносят его на кладбище. Во многих поселках 1907 г. прямо невероятная смертность, в 25 и 30%. В них сколько дворов, столько и крестов, и немало поселков обречено на сплошное переводворение на новые участки или на кладбище… Не скоро станут на ноги разбитые тайгой остатки прошлогодней усиленной волны переселенцев. Многие еще вымрут, многие убегут, вернутся в Россию, обесславят край рассказами о своих бедствиях, запугают и задержат дальнейшее переселение. Недаром в нынешний год происходит небывалых размеров обратное движение из Приморской области и в пять раз меньший наплыв в нее переселенцев».
Благодаря «очевидному недоеданию и прочим мытарствам» в среде рабочего люда распространились эпидемии брюшного и сыпного тифа и в самом городе Владивостоке. Количество больных доходило до 40% обитателей работных домов. Чтобы хоть как-то дать бедным средства к существованию, местные власти впервые отдали русским рабочим подряды на строительство и ремонт улиц. В частности, на замощение главной улицы города — Светланской, отобрав эту работу у китайцев. Зимой 1907 г. более широко вводится ловля рыбы подо льдом.
Воображаемое Эльдорадо
Сами безработные также искали пути выхода из создавшейся ситуации. «Во Владивостоке в начале этого года разнесся слух, что в окрестностях залива Джигит находятся богатейшие золотые россыпи и даже алмазы. Масса безработных в надежде на скорое и легкое обогащение бросилась на побережье моря. Они пробирались туда на лодках, шхунах и на пароходах небольшими партиями. Высадившись где-нибудь на берегу около Джигита, они пешком, с котомками за плечами, тайком пробирались к воображаемому Эльдорадо», — вспоминал штабс-капитан Владимир Арсеньев, в 1907 г. совершавший свое знаменитое путешествие из Владивостока в дебри уссурийской тайги.
Золотая лихорадка охватила всех — и старых, и молодых. И в одиночку, и по двое, и по трое, перенося всяческие лишения, усталые, обеспокоенные долгими и тщетными поисками, эти несчастные, измученные люди бродили по горам в надежде найти хоть крупинку золота. Видя, что золото не так-то легко найти и что для этого нужен опыт, время и деньги, они решили поселиться тут же, где-нибудь поблизости. Тогда они отправились во Владивосток и, получив в переселенческом управлении денежные пособия, возвратились назад в качестве переселенцев. Часть золотоискателей поселились в бухте Терней у лесопромышленника Гляссера.
О масштабах бегства безработных из Владивостока в Джигит можно узнать также из обращения Министерства торговли и промышленности в Государственную думу за № 1861: «Установленная в виде опыта на 1907 г. в целях развития переселенческого движения срочная пароходная линия между Владивостоком и бухтою Джигит в течение первого же года своего существования дала крайне благоприятные результаты: в 1907 г. было перевезено пассажиров 5202 и груза — 145 612 пудов».
Никаких гарантий
«Если печально было положение жителей новых частей города и рабочего люда, то и в других областях местной жизни дело обстояло не лучше. Слышались жалобы и со стороны домовладельцев старого города, где квартиры также значительно упали в цене, а в некоторых частях можно было видеть почти постоянно пустующие дома и квартиры. В городе чувствовалось полное безденежье», — писала еле теплившаяся пресса Владивостока.
Почти совсем прекратила свою деятельность часть пароходств. Российское общество пароходства и торговли объявило о прекращении рейсов своих судов на Дальний Восток. В особенности тяжела была участь Товарищества прапорщиков, два парохода которых были задержаны в Японии за долги и простояли там несколько месяцев. Из состава пайщиков вышли 18 членов, не смогших в 1907 г. внести ежегодный товарищеский пай. Товарищество прапорщиков закончило год с дефицитом в 47 тыс. руб., а впоследствии и вовсе обанкротилось.
Выход из безденежья видел генерал-губернатор Приморского края П. Ф. Унтербергер. Он желал вновь привлечь государственные средства в крепость и постоянно пугал правительство новой войной с Японией, одну за другой посылая в Петербург телеграммы, в которых утверждал, что положение на Дальнем Востоке все более обостряется: «Предстоит новая война с Японией, и у нас нет никаких гарантий, что разрыв не совершится в ближайшем будущем».
Он требовал немедленной отправки на Дальний Восток крупных военных соединений, принятия мер по быстрейшему заселению Приморской области русскими переселенцами. Под натиском губернатора только в феврале 1907 г. совет государственной обороны собирался четыре раза для обсуждения этого вопроса. Однако, как гласят исторические хроники, недостаток средств, межведомственная неразбериха затянули осуществление даже ограниченных мер по обороне дальневосточных рубежей на многие годы.
Последняя надежда
В правительстве не имели денег и прекрасно понимали, что никакие вливания не помогут в деле обороны в случае войны с Японией, которая только на милитаризацию тратила столько же, сколько в России — на всю страну.
Чиновники пошли по другому пути, посчитав, что подписание взаимовыгодных торговых договоров «должно затруднить возможность нового вооруженного конфликта», и заключили с Японией торговый договор и рыболовную конвенцию 1907 г. Одновременно царское правительство дало указание командирам охранных судов при досмотре японских рыболовных судов «быть снисходительными и избегать резких столкновений с японцами». Торговые договоры связывали руки японцам, а рыболовная конвенция, дававшая им право брать побережье Приморья под рыболовные концессии, давала и определенную копеечку, как в местную, так и в общегосударственную казну. Эта конвенция просуществовала вплоть до 1928 г.
Однако, как писала пресса тех лет, «реальных оснований к улучшению положения Владивостока в недалеком будущем не видно. Есть какие-то туманные надежды на что-то… Но надобно надеяться, что здоровые силы жизни возьмут верх, и через ошибки, потери и жертвы наш родной город выйдет на широкую дорогу, встанет в ряд культурных городов и достигнет могучего расцвета, что от него вправе ждать Россия за все жертвы, какие она принесла для Дальнего Востока».
На сие многие надеются и сегодня.
Юрий УФИМЦЕВ, специально для «К»
