Рамиль Еникеев: «Это сильно ударит пчеловодов по карману»

Чем трудна жизнь пасечника, и почему край, который имеет все для того, чтобы стать центром пчеловодства в Юго-Восточной Азии, не только не может раскрыть свой медоносный потенциал, но и рискует поставить на нем крест, рассказал Рамиль Еникеев.

— Рамиль Мадарисович, проблема вырубки липы в Приморье стоит ребром уже много лет. Если вопрос не решится в обозримом будущем, что ждет пчеловодов, каков худший сценарий?

— И пчеловоды, и представители лесной науки, и экологи говорят о том, что, если ничего не изменится в ближайшие пять лет, у нас просто не останется липового меда. Соответственно, потеряют источник дохода порядка 7 тыс. человек, которые сегодня занимаются пчеловодством. А в Приморье до сих пор медопродуктивны деревья, с которых собирали нектар еще первые поселенцы, ведь, что бы ни утверждали лесопромышленники, липа медоносит до 250 лет, это научные данные. Кроме того, согласно последним исследованиям, пчела влияет и на опыление диких растений в тайге. Есть пчелы — тайга растет, не будет пчел — леса могут прийти в упадок.

«Липовые» варианты

— Много ли реальных примеров, когда пчеловоды терпят серьезные убытки из-за вырубки липы?

— Практически в любом селе достаточно таких историй. Могу рассказать недавний случай, когда человек из Артема купил в Красноармейском районе дом, потому что рядом, буквально за околицей, цвела липа. Собирался поставить пасеку, вложился, построил омшаник — утепленное помещение для зимовки пчел. А на следующий год деревья вырубили, и ему пришлось переехать в Анучино. И такая ситуация во многих таежных поселениях — липу вырубают возле деревень, в тех местах, где исконно стояли точки (точок — место, где размещается пасека. — Прим. «К»).

— Но есть предпосылки к изменению ситуации, или надежд никаких?

— Еще при Владимире Миклушевском администрация края составила письмо за подписью губернатора о том, чтобы запретить липу к коммерческому обороту. На данный момент законопроект проходит этап согласования в Минприроды, которое является его разработчиком. Тормозит процесс в основном Минвосток­развития.

Несмотря на то, что это ведомство, даже судя по названию, должно стремиться к развитию Дальнего Востока, аргументы, которые оно приводит в защиту вырубок, некомпетентны и полностью повторяют доводы лесорубов. Причем цифры, должные подкрепить эти обоснования, приморская лесная наука опровергает.

Сейчас мы будем выходить на полномочного представителя президента Юрия Трутнева, чтобы расставить все точки и до конца разобраться в этом вопросе. Минсельхоз занял нашу сторону. Минпромторг же использует доводы, которые приводят лесорубы, а нашего мнения в этом ведомстве, как и в Минвостокразвития, даже не запрашивали.

— Речь идет о полном моратории на промышленную вырубку трех пород липы — амурской, маньчжурской и Таке. Не считаете ли вы этот шаг слишком радикальным?

— На данный момент WWF и представители общественных экологических организаций выступают за полный мораторий на вырубки. Да, ситуация сложилась реально катастрофическая. Причем анализ данных экспорта показывает, что в Приморском крае рубят минимум в пять раз больше липы, чем указано в официальной информации департамента лесного хозяйства. Это уже уголовная составляющая. Но Союз пчеловодов Приморского края выступает за более мягкий вариант — включение наших эндемичных видов липы в перечень пород деревьев и кустарников, заготовка которых не допускается. Такое решение взялось не с чистого листа, прецеденты есть. Данный документ подразумевает, что древесина липы перестанет использоваться для коммерческой заготовки и продажи. До 2007 г. так и было, то есть все это мы уже проходили, и проблем с липой не возникало ни у лесорубов, ни у пчеловодов. Но с введением нового Лесного кодекса ценные породы лип вышли из этого перечня.

Риски бизнеса

— Объемы экспорта приморского меда упали более чем в три раза в 2018 г. Некоторые производители с 2015 г. сократили поставки в шесть раз. Чем объясняется эта статистика?

— В самый пик экспорта, в 2015 г., Приморский край экспортировал 60% всего российского меда. Представьте, территория, которая занимает 1% от общей площади страны, давала такие высокие показатели. Затем эта динамика пошла в минус. Почему? Одна из причин — вырубка липы, потому что иностранцев интересует в первую очередь липовый мед, монофлерный, собранный с цветков одного вида растений. Вторая причина — за рубежом поменялись требования к контролю качества меда. Это не говорит о том, что наш продукт в чем-то недотягивает, мы просто не можем доказать, что он хороший — у нас другие методы исследований, другие нормативы.

Китай и Япония сегодня предъявляют повышенные требования — надо исследовать самый широкий спектр микроэлементов, пестицидов, антибиотиков. В Приморье таких исследований не проводят.

И экспортерам приходится отправлять образцы своей продукции в Пермь. Десятки тысяч рублей уходят на один анализ. А сейчас, учитывая новые требования Россельхознадзора, образцы с каждой партии приходится отправлять в пермскую лабораторию и еще дополнительно подтверждать каждую третью поставку.

— Побочные продукты пчеловодства широко используются к реализации?

— На внутреннем рынке довольно хорошо реализуют и прополис, и маточное молочко, и трутневый гомогенат — порядка десяти наименований, то есть это практически безотходное производство. Что касается экспорта, такие продукты относятся к биологически активным добавкам, а значит, требуют дополнительной сертификации и лабораторных исследований. Это осложняет задачу экспортерам, но потенциал есть.

Кстати, один из самых интересных фактов о пчелах: в летний период они живут максимум 30–45 суток — выполняют свои функции, а потом погибают. Но продолжительность жизни пчелиной матки, вылупившейся из точно такой же личинки и точно так же вскормленной пчелами-кормилицами, — более трех лет. Вся разница — в питании. Матка каждый день потребляет только маточное молочко, которое англичане называют «королевским желе», и ежедневно откладывает 1000–1100 яиц. У нас это пока не очень развито, но в Центральной России пчелиное маточное молочко — востребованный продукт. Особенно любят его девушки и женщины, желающие как можно дольше сохранить молодость и красоту. Тогда как мужчины предпочитают трутневый гомогенат — источник мужской силы.

— Правда ли, что молодое поколение не проявляет интереса к пчеловодческому бизнесу?

— Неправда. Сейчас, наоборот, этот бизнес «помолодел», потому что его рентабельность стала расти. Мы ежегодно проводим семинары для пчеловодов, и с каждым разом я вижу все больше 30–40-летних. Кроме того, достаточно много людей получили «дальневосточный гектар», а это отличный старт для средней пасеки.

У нас же кочевое пчеловодство, то есть в любом случае нужно хотя бы 1–2 раза за сезон переехать, если хочешь получить рентабельность. Зацвела липа — собираешь ульи и отправляешься туда, где распустились цветы.

— Допустим, я получила гектар и хочу зарабатывать производством меда. Сколько инвестиций мне потребуется?

— Если, к примеру, вы начинаете с двадцати пчелосемей, хватит 300–400 тыс. рублей. Один улей — одна пчелосемья. Если ваша цель — бизнес, держать меньше 10–15 ульев нецелесообразно. В хороших условиях без форс-мажоров вложенные деньги можно окупить за год-два.

— К каким сложностям надо быть готовым?

— Труд пчеловода в Приморье нелегкий. Постоянные переезды — это большие физические нагрузки, когда вам надо быстренько загрузить в машину 40 ульев, а каждый весит 50 кг, и при этом не потерять ни пчелу, ни инвентарь. Те, кто держит маленькие пасеки, кооперируются, нанимают транспорт и переезжают. Если говорить о рисках этого бизнеса, то главный, как и в любом виде сельского хозяйства, — погода. В том году во время тайфуна у многих пчеловодов в Хасанском районе просто смыло ульи. Опять же вырубка липы — второй фактор риска.

Дальневосточная пчела

— Одна из инициатив вашего союза — увеличить срок безвозмездного пользования лесными участками под пчеловодство до 49 лет. Сегодня он составляет пять лет. Не слишком ли высоки запросы?

— По Лесному кодексу, один из видов деятельности, который можно осуществлять в лесу, — ведение сельского хозяйства, в том числе пчеловодства. Это безвозмездно, но опять же есть нюансы: чтобы получить точок, нужно заключить договор безвозмездного земельного пользования сроком на пять лет, а чтобы его оформить, требуется провести кадастровые и лесоустроительные работы. В итоге весь этот процесс оформления документов занимает минимум полтора года и выливается в сумму около 40–50 тыс. рублей.

Многие пчеловоды говорят: «Зачем мне это нужно? На пять лет дается земля — я только деньги и время потрачу, а еще не факт, что получится. Проще отказаться».

Поэтому совместно с департаментом сельского хозяйства и продовольствия Приморского края мы обратились в Минсельхоз с предложением о внесении изменений в Земельный кодекс РФ — чтобы срок действия договора безвозмездного пользования увеличить с пяти до 49 лет. Так было раньше. Более того, по законодательству, если такой участок юридически правильно оформлен, в радиусе трех километров от него нельзя рубить медоносы. Значит, пчеловод будет уверен, что на 49 лет обеспечен кормовой базой, и он начнет ухаживать за ней, дополнительно сажать растения, серьезно заниматься своим хозяйством.

— Со сбытом на этом рынке проблем нет?

— Здесь надо работать: не только производить продукт, но и уметь его продавать. Однако, если мед качественный, уже в конце осени в продаже его не остается. Потребности рынка опережают спрос. Свой товар пчеловоды реализуют на ярмарках или заключают контракты с заготовительными конторами, которые отправляют его на экспорт.

— Правда ли, что местные пчелы особенные и лучше всего подходят для наших условий?

— Они не просто особенные. Буквально в феврале была официально зарегистрирована дальневосточная порода пчел, которую, кстати, разводят в Уссурийске, в Приморском научно-исследовательском институте сельского хозяйства, на институтской пасеке. Заведующий лабораторией пчеловодства, кандидат сельскохозяйственных наук Максим Шаров, восемь лет работал в этом направлении, а до него порядка 60 лет — другие ученые, так что можно оценить важность этого события.

Наша дальневосточная пчела отлично приспособлена к таежным условиям, отличается низкой смертностью и устойчивостью к разным заболеваниям. Сейчас ПримНИИСХ работает над тем, чтобы можно было в больших количествах выводить и продавать эту породу.

Редкий продукт

— Вы бывший военный и никогда не держали собственной пасеки. Почему пчеловодство?

— Жена очень любит мед. (Улыбается). На самом деле я как житель Приморья вижу огромный, до конца еще не раскрытый потенциал в пчеловодстве. Сегодня во всем мире наблюдается коллапс пчелиных семей — в Северной Америке, Западной Европе они не переживают зимовку из-за разных факторов, главным образом соседства с зонами интенсивного сельского хозяйства, когда активно применяются гербициды. У нас же, в Приморском крае, например, эта зимовка прошла отлично, смертность в образцовых хозяйствах вообще нулевая.

Наша тайга уникальна. То есть по сравнению с западом потенциал большой, а в Юго-Восточной Азии мы вообще можем стать центром пчеловодства. Если, конечно, не вырубят липу, потому что такими темпами, я думаю, Китай нас обгонит. Там вырубка липы, впрочем, как и других пород в естественных лесах, запрещена: а зачем, действительно, ее рубить, если мы свою продаем за копейки?

— Часто бываете на пасеках?

— Это важная часть нашей работы — общаться с людьми, обсуждать проблемы, которые их волнуют. Сейчас, например, пермская лаборатория повысила цены на свои услуги.

А с июля вступает в силу закон, обязывающий пчеловода, прежде чем выйти на ярмарку, потратить 26–28 тыс. рублей на исследования в лаборатории. Причем теоретически такие анализы нужно делать на каждую партию товара. Это сильно ударит людей по карману.

Регулярно мы ездим по районам, создаем районные общества пчеловодов. Идет большая административная работа. А вообще не может не радовать, что наш приморский мед набирает популярность. Если хотите оценить его во всем разнообразии, приезжайте на фестиваль «Медовое раздолье», который ежегодно проходит в Анучино, где растет наиболее концентрированно липа с самой высокой медопродуктвностью.

— Самый дорогой приморский мед?

— Диморфантовый. В прошлом году на фестивале в Анучино его продавали по 800 рублей за килограмм — практически в 2–2,5 раза дороже, чем липовый. Это редкий продукт со специфическим вкусом, который требует определенного технологического процесса, содержание пыльцы в нем должно составлять не менее 30%, а диморфант цветет только раз в четыре года. Но лично для меня самый любимый мед — из липы маньчжурской. В Приморье растет три вида липы, которые мы хотим запретить к рубке, и каждый дает свой специфический нектар.

— Как вы думаете, сможет ли Россия достичь успехов советского прошлого, когда в каждом приморском совхозе была своя пасека?

— Для этого необходимо очень многое сделать. В СССР по краю было 24 специализированных хозяйства — пчелосовхоза, где занимались только пчелами. Мед тоннами отправлялся и в Японию, и в Китай, и многие другие страны. Приморье производило до 13–14 тыс. тонн меда в год. В 2017 г. мы произвели порядка 6 тыс. тонн, но вообще наш потенциал, озвученный приморскими учеными, — до 50 тыс. тонн в год. Если, конечно, липу не вырубят.

Юлия ПИВНЕНКО