Г-н Щедровицкий - потомок московской профессуры в "надцатом" (шутка) колене. Философ с мировым именем. Но, даже призвав всю свою природную интеллигентность, он откровенно улыбался той непосредственности, с которой журналист "К" задавал ему вопросы. Перевести разговор на личности он не дал, но отвечал вполне серьезно.
- Петр Георгиевич, Владивосток известен России как город со страшно скандальной политической репутацией...
- Такой же точно конфликт в России присутствует повсеместно. Например, конфликт между Полежаевым и Расщупкиным в Омске по содержанию не менее, а скорее даже более скандальный, чем ваш. Хотя форма его проявления и не такая, но содержательная война там гораздо более жесткая и определенная. Потому что в отличие от вашего края, где, как и во многих регионах России, отношение "треть и две трети", там 55% населения живет в городе и 45% в области. И экономически область ничего из себя не представляет, кроме того, что есть в городе. Там областная власть - это вообще нонсенс. У вас она хотя бы оправдана...
Здесь мы параллельно задеваем еще целый ряд проблематик. Первая - это проблематика муниципальной реформы. Что такое муниципальное управление? Оно у нас по Конституции не государственное. Государственное управление у нас заканчивается на уровне региона. Муниципальная власть - это самоуправление. Возникает проблема другого способа правления, когда два подобных субъекта - регион и муниципал - борются за однотипные ресурсы. Что есть ресурс самоуправления? Наша с вами, жителей, соорганизация, наши с вами решения, т.е. мы собираемся и определяем: столько направим на дороги, на образование. И это никак не связано с решениями другого местного сообщества.
Вторая проблематика. Что у нас представляют собой субъекты федерации? Зачем их столько? Деление России на 89 субъектов федерации было заложено в Конституцию, когда нужно было опереться на них в борьбе против СССР. Чтобы это сейчас менять, надо менять Конституцию, подвигать президентский институт... Существующее же деление не соразмерно ни экономическому, ни культурному, ни социальному делению страны. Было бы логично укрупнить субъекты, сделать их 11-12. Тогда на территории субъекта будет несколько крупных городов. Безболезненно можно будет выслоить местное самоуправление, а региональное управление будет отвечать за другой круг вопросов. А пока две альтернативные структуры управления сталкиваются на пятачке в борьбе за однотипные ресурсы.
Все было бы до гениального просто, если бы каждый уровень управления получил свой налог. Подоходный платили бы в "местную кассу": мы, налогоплательщики, здесь живем, мы отдаем сюда свои деньги. Налог на прибыль предприятий шел бы на уровень региона, потому что регион является субъектом промышленной политики. Он на свою территорию завлекал бы инвесторов, освобождая от налога, если требуются инвестиции (или не освобождая, если кого-то надо выдавить). А федеральный налог - это НДС, т.е. налог с оборота, с инфраструктуры. Все! Распределены полномочия, распределены ресурсы. В нынешней же ситуации ни у кого полноты нет, у всех какие-то кусочки, отсюда и путаница в сфере межбюджетных отношений и бесконечные конфликты уровней власти.
То есть, суть политических конфликтов часто определяется базисной структурой - хозяйственными и социально-экономическими отношениями, которые проецируются на политику, но сами - не есть проблема политики. Поэтому, даже если в кресла мэра и губернатора для эксперимента посадить друзей со школьной скамьи, через год они неизбежно и безвозвратно рассорятся...
Есть и еще один аспект, в котором можно рассматривать конфликт вашей муниципальной и губернской власти, не менее, может быть, любопытный. Верхушка губернской и городской власти - это люди избранные. Следовательно, мы должны честно себе признаться, что они - отражение среза нашего общества. Более того, поскольку политик - это в каком-то смысле ярко выраженное общественное надсознательное, в его качествах проявляется то, что объективно там присутствует, но может отдельными людьми не рефлексироваться, не анализироваться и не пониматься.
Что такое "надсознательное"?.. То, что делает нас членами одного общества, при том, что все мы разные - это исторически транслирующиеся культура, нормы межчеловеческого поведения, скрытые и явные представления о должном, о добре и зле, о тех человеческих качествах, которые должны быть у управленческой элиты.
Хотя ваши наиболее явные политические фигуры, казалось бы, отличаются друг от друга, но даже и в этих отличиях проявляются полярности этого надсознательного...
В 1987 году мы проводили на РАФе конкурсные выборы управляющего. Была избрана такая методика, когда сначала выбирается группа очень разных по своим характеристикам людей, а потом из них выбирают лидера. В итоге остались двое - Босард и Горбунов. Один очень интеллигентный, вальяжный, открытый, демократичный. Второй - очень жесткий, пунктуальный (эдакий классический немец). Оба по своим профессиональным качествам вполне соответствовали запросам. Шла итоговая процедура - выступление перед огромной аудиторией рабочих. И Босард выступил тогда примерно с такой речью: "Вы будете спецодежду после каждого рабочего дня выжимать от пота". Зал разразился... аплодисментами.
Лично я отдал бы голос за Горбунова, но за Босарда тогда проголосовало 85%. Как к этому относиться?.. Можно сказать себе "они не такие как я, у них другие ценности, другие цели", а можно увидеть в этом глубокий смысл, с которым связано понятие "народ". Здесь что рождается, то и рождается - нечего на зеркало пенять...
Кроме того, у нас многие массовые действия в политике обусловлены не желанием чего-то добиться, а желанием сделать что-то вопреки. Это такая своеобразная форма выражения протеста: "Нате вам!". В форме выборов осуществляется протест против существующей власти вообще. Я наблюдал такое несколько раз. Типичный пример - выдвижение Жириновского.
Мною не исследована ситуация во Владивостоке, но в Красноярске напоследних губернаторских выборах любопытной была мотивация по Лебедю. Я говорил тогда людям: "Вы не можете не понимать, что Александр Иванович - не тот человек, который будет предпринимать такие-то конкретные шаги, которые необходимы для края", а они отвечали: "Да, понимаем, но то, что делает сегодняшняя администрация, не оставляет нам вообще никаких надежд. А здесь мы почти уверены, что ничего не будет, но вдруг у нас появится шанс?"
В действительности это не позитивное ожидание чего-то, а форма протеста и ожидание чуда, когда ожидается, что придя во власть, новый человек все перетряхнет и появятся новые возможности, которых нет у уже устоявшейся структуры. Если хотите, это внутренняя тяга к революции, присущая русскому народу со времен крепостного права и Юрьева дня.
Даже зная многое о том, что из себя представляют конкретные люди, надо всегда стараться видеть суть межчеловеческих взаимодействий. Она не обязательно проявляется вербально, но реально присутствует, хотя бы и скрыто - в форме жеста, знака, подсознательно. Если мы не осознаем этой сути, никогда не поймем, почему и кого люди выберут.
Очень часто люди, практически ничего не понимая в сложных политических конструкциях, хорошо чувствуют такие политические категории как, например, баланс. Они понимают, что если кандидат в губернаторы продвигает еще кого-то в мэры, то выбрать обоих означает дать возможность возникнуть единой структуре, и пространство захлопнется. Начинается наигрывание: в губернаторы - пожалуйста, но тому, кого он ведет в мэры - "нет", здесь нужен другой, чтобы создать коромысло. Интуитивно люди поступают очень верно, потому что политическая система - это система противовесов. В этом всегда была ее функция. Даже в сталинской системе присутствовала, при всех разговорах о жесткой дисциплине, политическая система на уровне высшего эшелона партии, на уровне взаимодействия между армией и партией. Если она исчезает, на самом деле, и жить-то уже нельзя...
Есть очень интересная книга немецкого мыслителя, нашего современника, Петера Козловски "Дуализм общества и государства", с которой я советую ознакомиться всем читателям "Конкурента". На большом материале там проводится мысль, что если бы в Европе не существовало противоречия между светской властью и церковью, если бы они взаимно не ограничивали друг друга и не боролись на одном пятачке, то не было бы ни капиталистической экономики, ни свободы совести. Светская власть заставляла церковь быть более терпимой к инвариантности религиозных воззрений граждан (иначе все должны были бы верить в одного бога), а церковь противостояла монополизации светской власти, постоянно ограничивала ее произвол.
Это и есть глубинная структура политического пространства, в котором нет и не может быть вертикали. В нем всегда есть несколько конкурирующих полюсов управления, которые для того, чтобы добиться своих целей, вынуждены договариваться друг с другом. А неполитические субъекты - социальные, экономические - они в этом пространстве получают ниши для своего существования.
- 99-й и 2000-й годы обильны на всевозможные выборы в нашей стране. Как вы готовитесь, например, к выборам в Госдуму?..
- Я никогда не думаю о конкретном будущем (не стратегическом, а именно конкретном), не имея на то заказа. Думать обо всем и обо всех - дело бессмысленное. Мышление - вещь прагматичная, думать надо "для того, чтобы...". У меня пока нет контракта на выборы в Госдуму. Более того, я для себя посчитал, что первая контрактация пройдет в апреле и это будет фальстартом. Реальная контрактация будет в сентябре. Точно так же, как в 1995 году я почти точно предсказывал, сколько голосов получат ЛДПР и НДР при всей их суете, сейчас я могу сказать, что очень велика вероятность, что в последний момент на ринге появятся несколько очень сильных игроков. Совершенно неожиданно. Я имею в виду даже не лидеров, а общественные движения, которые дозреют до блокировки. Думается, портрет Госдумы будет совершенно другой, чем сейчас это просчитывается.
- Как вы оцениваете роль закономерности и случайности в политической борьбе?
- Я отношусь к случайности с уважением. Но не политически, а философски. Допущение случайности - основа концепции свободы. Нельзя быть свободным в мире без случайности. Мир без случайности и тайны - это мир без свободы. Мир без войны и поэзии. В нем жить не интересно. Случайность присуща миру.
Но можно ли превращать случайность в обоснование действия? На мой взгляд - нет. Хотя я знаю целый ряд политиков, которые действуют по модели: "действуем так-то, а дальше либо повезет, либо нет". Выборы вообще до последнего времени были неким аналогом офицерской игры "русская рулетка". Не бояться играть в эту игру - уже входить в элиту. Очень своеобразны отношения между государственными чиновниками и теми, кто прошел через выборы. Есть некий паритет, который позволяет последним чувствовать себя много "круче".
- Что является глобальным критерием деятельности политиков?
- Честность...
