— Сергей Рустамович, многие уверены, что реформа направлена на отсеивание с рынка мелких и средних компаний, и даже сравнивают свое положение с теми, кого уже нет на банковском рынке…
— Речь об отсеивании не идет. В той версии законопроекта, которую правительство внесло в Госдуму, обязательность регулирования возникла только в отношении компаний, связанных с государством. И частные игроки сами будут решать, входить или нет в государственный реестр компаний. Цель, которую мы преследуем, — это повышение транспарентности. Благодаря государственной поддержке лизинг в России достиг впечатляющих масштабов, но мы не знаем ни его размер, ни характер, ни структуру, ни стоимость.
— Почему ЦБ имеет только самые приблизительные представления о лизинговом рынке, ведь есть рейтинговые агентства, которые на протяжении многих лет анализируют лизинг в России?
— Сейчас анализ рынка осуществляется на основе анкетирования, в котором, как правило, участвует примерно 90 компаний. Тогда как в России действует порядка 300 профессиональных лизингодателей. Кроме того, лизинговые компании предоставляют добровольные данные про размер портфелей и объем договоров. Но никто никогда не проверял, насколько эта информация отражает реальное положение дел. Во-вторых, текущая информация о работе лизинговых компаний не дает нам представления о дефолтах, просрочке или убытках. А от того, что происходит с ними, зависит надежность лизингодателя.
— В различных СМИ приводятся данные о том, что в 2016–2017?гг. вложения государства в лизинговые бизнесы составили 408 млрд рублей, убытки превысили 180 млрд рублей. Это правдивые цифры?
— Да. Была произведена оценка в отношении компаний, принадлежащих напрямую либо опосредованно государству. В капитал лизингодателей в течение нескольких лет действительно было вложено порядка 400 млрд рублей. Однако возникает вопрос, насколько эффективно они используются. Правительство поручило ЦБ и Минфину провести анализ рынка, и теперь мы каждые полгода собираем данные от компаний. Но подавляющая часть из них, включая государственные, отказалась предоставлять информацию, ссылаясь на коммерческую тайну. Собственно, после этого и встал вопрос о регулировании рынка.
— Для обеспечения прозрачности не логичней ли было бы принять меры, которые были реализованы в банковском сегменте: лишение лицензий, кто бы что ни говорил, позволило очистить отрасль от темных игроков?
— Мы со стороны госорганов не считаем возможным регулировать то, о чем пока не имеем полного представления. Наши действия должны быть последовательны. Первичная задача на данный момент — повышение информационной прозрачности. Когда мы поймем профиль рынка, его риски, возможности, как можно улучшить его эффективность, только тогда мы сможем говорить о регулировании. На данном этапе мы не предлагаем каких-либо нормативов, так как исходим из принципа «не навреди»: прежде чем лечить больного, необходимо изучить его историю болезни, взять анализы, а потом уже прописывать лекарство.
— По этой причине лизинговую сферу до сих пор не смогли втиснуть в рамки саморегулирования?
— Это одна из причин, но не самая главная. С появлением лизинга в России действовало регулирование в форме выдачи государственных лицензий на лизинговую деятельность, что устанавливало соответствие определенным нормам. Лицензий больше нет, и сегодня лизингом могут заниматься практически все, независимо от того, являются они по сути лизинговыми компаниями или нет. А миссия у лизингового бизнеса с точки зрения экономики государства — обновлять основные фонды. Значение этой задачи очень трудно переоценить. Сегодня отраслевых стандартов ведения бизнеса в лизинге нет, и введение института СРО должно восполнить этот пробел.
В этом случае население получит как минимум три эффекта. Первый заключается в подтверждении надежности лизингодателя. Второй обеспечит понимание клиентом того, какую сделку он совершает. И третий эффект — снижение стоимости лизинга.
Новый порядок устроен таким образом, что мы повышаем прозрачность и компании с отрицательным капиталом не смогут присутствовать на этом рынке. А лизингодатели с нормальным финансовым положением улучшат свою репутацию и смогут привлекать финансирование с более низкой премией за риск. В итоге это должно повлиять на стоимость лизинга для конечного клиента.
— Исходя из природы лизингового бизнеса, дополнительными факторами влияния на него являются, безусловно, повышающиеся инфляционные риски, рост ставок на долгосрочное фондирование и, конечно, волатильность курса рубля, что не только дает неприятную для всех переоценку валютных пассивов в финансовой отчетности лизинговых компаний, но и повышает рисковую составляющую в сделках, предусматривающих импорт оборудования. Закладывает ли Центробанк решение данной проблемы или это будет частное дело каждой компании?
— Инфляционный компонент является премией за будущее фондирование. Если цена денег будет расти во времени, то она должна закладываться заранее, чтобы не оказалось, что ваша доходность через два года ниже инфляции. Но этот риск характерен для всех участников рынка вне зависимости от того, занимаются они лизингом или нет. Это первый момент.
Второй. Валютный курс — это вопрос финансового менеджмента, стандарта управления рисками. Если у вас в активах валютный лизинг и вы будете нести потери в случае укрепления рубля, вы можете сознательно брать на себя этот риск и его не хеджировать. Если же хотите иметь гарантированный доход, используйте валютный фьючерс. В случае движения рубля изменение стоимости фьючерса его вам компенсирует. Это стандартная возможность управления рисками, и ЦБ ее рекомендует.
Однако лучше иметь закрытый баланс в том плане, чтобы валютная структура пассивов была аналогична вашей валютной структуре активов. В таком случае колебание курса рубля не будет оказывать влияние на финансовый результат.
— Вы говорили о снижении стоимости. Какова сейчас средняя цена лизинга по России и насколько, по вашим расчетам, она может быть уменьшена?
— Это интересный вопрос, и мы бы сами хотели знать на него ответ. Из-за того, что лизинговая деятельность является не регулируемой, а самодекларируемой, официальной статистики по рынку нет. Но можно сказать, что приблизительные диапазоны минимальной стоимости лизинговой деятельности в рублях — это 6% годовых по специальной программе, реализованной при поддержке Минэкономразвития. Средняя стоимость лизинга немного больше банковского кредита: средневзвешенный диапазон составляет 12–15% годовых. Если касаться клиентов, считающихся малонадежными (совсем нет залогов, неустойчивая выручка или слишком много долгов, а добавление лизинга только усугубит ситуацию), для них стоимость лизинга идет выше 20–25%.
— Изучали ли вы рынок в Приморском крае, на Дальнем Востоке? Какой он здесь?
— Мы пытались изучать, но так как публичной информации по нему нет, то боюсь, что мы не сможем назвать точные цифры.
— Какой вес отводится в реформе лизинговой системы для физических лиц?
— Пока мы рассматриваем вопрос в целом по отрасли, поэтому не выделяем отдельных сегментов. Кроме всего прочего, люди предпочитают автокредит (лизинг активно применим на авторынке), потому что здесь нет НДС. Автолизингом могут заниматься те, кто имеет связи с автопроизводителями, получают от них дисконты. По условиям автолизинга необходимо брать машину в пользование на три года с возможностью дальнейшего выкупа, но наш человек привык все иметь в собственности. Модель временного пользования характерна для США и Европы, а у нас же культура потребления отличается. Я думаю, что со временем популярность лизинга усилиями лизингодателей будет расти.
В принципе, можно использовать лизинг и в недвижимости, например, как альтернативу ипотеке. Но, опять же, надо считать НДС. Ипотека — это кредит, а кредиты НДС не облагаются. Мы планируем в ближайшее время изучить налоговые вопросы лизинговой отрасли, и это будет третьим этапом реформы.
— Может так случиться, что НДС в лизинге отменят?
— Для этого действия нужен компромисс, построенный на налоговом анализе. Решение может быть нейтральным в среднесрочном периоде: временно выпадающие доходы бюджета должны компенсироваться последующим ростом поступлений от налога на прибыль и имущество.
