Виктор Пинский четко понимает, для чего его делегировали в Госдуму. Сложность только в том, что возможность озвучивания «приморской темы» в стенах парламента в регионе часто недооценивают.
— Виктор Витальевич, на днях X съезд ФНПР выступил за «справедливую экономику» и «достойные зарплаты», а председатель Госдумы Вячеслав Володин призвал отраслевые профсоюзы к более активному сотрудничеству с профильными комитетами Госдумы, чтобы повысить качество законотворчества. Взаимосвязаны ли данные заявления?
— Профсоюзы за достойные зарплаты на самом деле выступают более ста лет. И, поскольку все время подрастают новые «эффективные менеджеры» и бизнесмены, которые не учили историю, не знают, что такое профсоюзы, и не любят делиться с работниками доходами от их же работы, во всем мире идут процессы типа движения «желтых жилетов» во Франции. Тезис про справедливую экономику означает «толстый» намек нашему бизнесу: не хотите платить за работу, будете платить за мир в своем доме. Иначе разъяренные рабочие разнесут ваши бутики и особняки.
Многие страны уже понимает всю бесперспективность политики глобальных компаний, которая приводит к вымыванию профессионалов, к демпингу рабочей силы, к жестокой эксплуатации, к безработице, к несправедливости. Чего стоит история с одной такой компанией «Нестле», которая в один день по всей стране, и во Владивостоке тоже, собрала работников, закрыла в залах, выставила охрану в дверях и заставляла людей написать заявления об уходе. Неважно — единственный ты кормилец в семье, онкобольная… Вопиющее нарушение трудовых прав граждан России. Глобальная компания, не самая бедная, чтобы не платить людям, как положено по Трудовому кодексу, издевается над людьми. Не дает им времени как-то устроить свои дела, попытаться найти работу. Надеюсь, что сейчас, после того, как это было вынесено на правительственный час в Госдуме, Генпрокуратура с этим разберется до конца.
Справедливая экономика — это справедливое распределение прибыли компаний. Когда профессионалы, работающие люди получают достойную зарплату, пенсионеры — пенсию, на которую они могут вести полноценную жизнь. И на все социальные проекты и льготы для людей, которые не в состоянии работать из-за здоровья, тоже есть деньги. Деньги не должны аккумулироваться у одного процента граждан страны, которые сходят с ума от их количества и кичатся своими дикими тратами, в то время как остальные нищенствуют. В этом плане, конечно, символично, что и председатель Госдумы, и президент — с профсоюзами. Вячеслав Викторович предлагает новую форму работы — постоянный контакт для профсоюзной экспертизы правоприменения.
Президент обращается к региональной и местной власти: идите работайте в трехсторонних комиссиях с профсоюзами по регулированию социально-трудовых отношений, прекратите игнорировать проблемы, которые озвучивают профсоюзы, к бизнесу: прекратите гнобить профсоюзы. За мои 12 лет в профсоюзах так ясно это было сформулировано впервые. Просто нет уже возможности играть в игры. Льготы, которых было достаточно дано бизнесу за тридцать последних лет, не привели к увеличению зарплат и к инвестициям в производство. Сейчас у руководства страны есть полное понимание того, что единственный способ наладить жизнь в стране — это обеспечить благосостояние граждан. А это возможно только, когда есть нормальные рабочие места и справедливая, достаточно высокая, не на грани выживания, зарплата у работников.
— ФНПР много критикуют по разным поводам, притом что в Федерации состоит 20 миллионов человек. На ваш взгляд, отвечает ли ФНПР требованиям времени?
— Люди часто ждут от профсоюза невозможного, есть вещи, которые никто из реально обладающих властью не может решить, а профсоюзы, в понимании наших критиков, должны… Самые страшные критики — мы сами. Так, как профсоюзы себя критикуют, этого не делает никто. При этом, по оценке руководства Международной организации труда, именно Федерация независимых профсоюзов России является лучшей профсоюзной организацией мира. Такая, какая есть. Никто ничего лучшего не придумал.
По моему мнению, ФНПР несколько отстает от бурного развития технологий — не использует, как можно было бы, возможности, связанные с интернет-ресурсами, цифровой экономикой. Но это не влияет на общие задачи ФНПР — это борьба за благосостояние членов профсоюза. Да, наверное, можно было быть эффективнее.
Обесценивание в глазах общества в частности работы депутатов, — часто оплаченная целенаправленная кампания
Такая, как вы намекаете, отсталость связана с беспрецедентной демократичностью организации. ФНПР — это демократия в чистом виде: все решения коллегиальны, поэтому долго идет приведение к общему знаменателю, всегда находятся люди, которые в конце дискуссии спрашивают: а зачем мы это делаем и какой эффект от наших акций. Но демократия — это и гарантия защиты организации от внешних врагов, рейдеров. Проверено. Да, есть такой средний возраст членов профсоюза и руководителей профсоюзов. Но мы находимся в процессе, работаем с этими проблемами, привлекаем молодежь. Чтобы убрать излишнюю консервативность. В Федерации профсоюзов Приморского края молодой лидер, средний возраст сотрудников — 35 лет. И, как по мне, ФППК — лучшая организация в стране.
Другое дело, что обязанностей у профсоюзов много, а прав по закону о профсоюзах мало. Пришло время эту ситуацию менять. Об этом тоже говорили на съезде.
— Как вы расцениваете инициативу ФНПР об обнулении ставки НДФЛ для малоимущих?
— Положительно. Как сказал на съезде председатель ФНПР Михаил Шмаков: «У бедных есть расходы, а не доходы». Поэтому какой тут НДФЛ? Если богатые не хотят социального взрыва, пусть сами платят.
Вы не говорите про другое важное: ФНПР предлагает внести поправки в Трудовой кодекс, обязав работодателя ежегодно индексировать зарплату сотрудникам на уровень прогнозной инфляции. Мы считаем, что пропуск индексации недопустим так же, как и ее любое необоснованное снижение.
— Какую работу вы проводите как член комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству, первый заместитель руководителя фракции «Единая Россия» в Государственной думе VII созыва?
— Как член комитета работаю, как все, над теми законами, которые относятся к нашей сфере. Стараюсь оперативно отчитываться: отправляем сообщения в приморские СМИ регулярно. Только за последние недели Госдума рассмотрела «мои» законы — об усилении ответственности за незаконную добычу и оборот ценных диких животных, закон об отмене «зарплатного рабства», пакет законопроектов по реформированию судебной системы.
Что касается фракции, то практически ежедневно проходят фракционные мероприятия. Перед региональной неделей, например, фракция встретилась с руководителем Центробанка. Обсуждали в том числе предложения партии в госпрограмму «Комплексное развитие сельских территорий». Хотели, чтоб Центробанк поддержал снижение первоначального взноса по «сельской ипотеке» до 10%. Мы считаем, что 20% — это слишком много для селян, даже с учетом низкой ставки — 3%. Большая часть моего рабочего времени связана с руководством внутрифракционной группой.
— Перечислите основные законы, принятые Госдумой нынешнего созыва, которые отвечают интересам приморцев, Приморского края.
— Закон о крабовых квотах, как бы критически к нему многие ни относились. Я уверен, он на пользу краю. Мы разрушили монополию конкретных лиц на вылов этого ценного продукта и получение баснословных денег. За все время действия прежнего порядка получения инвестиционных квот они не построили ни одного судна, хотя должны были. Из тех денег за квоты, которые получит государство сейчас, определенная часть пойдет на постройку нового флота. В этом процессе должны участвовать все, кто способен выполнять обязательства. Мы добились того, что предприятия, которые войдут в этот бизнес, должны быть зарегистрированы в прибрежной зоне округа, где получают квоты. Приморскому краю здесь повезет: все эти предприятия планируют быть зарегистрированы у нас. Это принесет налоги, рабочие места…
Я участвовал в разработке и принятии законов по офшорам на Русском острове, законодательства, которое регулирует наши территории опережающего развития, закона об электронной визе.
Вообще все законы, которые принимает Госдума, — федеральные и касаются всех регионов нашей страны. Например, природопользование. Закон , о котором я докладывал на последнем перед региональной неделей заседании комитета, устанавливает повышенную административную ответственность за загрязнение окружающей среды. Под его действие, к сожалению, не подпадают наши угольные терминалы — только предприятия первой категории. Но здесь можно разбираться, как сделать так, чтобы ответственность наступала для всех, кто разрушает экологию. Я думаю, мы будем продолжать работать с темой перевалки угля в наших портах. Уже приложено много усилий. Не только моих, конечно, большая группа депутатов и из других регионов с этим работает, много мероприятий провели конкретно по этой теме и с угольщиками, и со стивидорами. Вы видели это сопротивление бизнеса. Нас пугали закрытием предприятий, безработицей. Но суть в том, что нельзя превращать территорию в помойку и делать жизнь людей невыносимой ради прибылей компании, поэтому пусть ищут баланс. Да, закон, который обсуждали, не принят, но сейчас есть понимание, как решить проблему другим способом. И этого уже никому не изменить.
Стивидоры должны понять, что, если они хотят продолжать работать, им придется прекратить мешать жить людям.
Деньги не должны аккумулироваться у одного процента граждан страны, которые сходят с ума от их количества и кичатся своими дикими тратами, в то время как остальные нищенствуют
— Насколько часто к вам обращаются жители региона, по каким вопросам, какова дальнейшая судьба таких обращений? Имеются ли примеры изменения федеральных законов в ответ на чаяния приморцев?
— Слушайте, обращаются ежедневно, как, я уверен, ко всем депутатам Госдумы. По углю я постоянно в контакте с Находкой, вижу все свежее видео… Вопросы разные — вплоть до таких, которые никаким высшим силам не решить, например, неизлечимые заболевания. Даже зная, что изменить ничего нельзя, все равно делаю то, что хочет человек, даже просто чтобы понимать, что лично я использовал все возможности, которые мне дает работа в Госдуме.
Много профсоюзных тем: уничтожают профсоюз в организации или городе, увольняют людей, не платят зарплату. От грязной воды в водопроводе до расчистки русел рек и обустройства съездов с трассы. Вот на приеме граждан в Приморье возник вопрос оплаты учителям работы на ЕГЭ и ОГЭ и с оборудованием для детей, больных сахарным диабетом: кто за что должен платить и как сделать так, чтобы дети получали здесь всю необходимую им помощь.
На каждый такой прием приглашаю ответственных руководителей. По диабету руководитель департамента решил вопрос с людьми прямо в коридоре, пока они ждали приема. Позвонил в Новосибирск, сразу разобрался. Часто повторяю эту фразу: мне странно видеть, что власти на местах нужно указывать, где именно они недорабатывают. Но если это решает проблемы людей, я готов продолжать. Я два года по просьбе профсоюза «проводил» воду в Гайворон в Спасском районе. Хотя все было в компетенции просто местной власти.
Что касается пользы федеральных законов для приморцев… Закон о допуске родственников пациентов в реанимацию, как вы считаете, важен? Или ужесточение наказания для совершивших в состоянии опьянения ДТП со смертельным исходом? Если погибших двое и больше, наказанием будет до 15 лет лишения свободы. Сейчас — до 9 лет. Или закон, который я вел, — об отмене «зарплатного рабства». Речь о наказании работодателей, если они игнорируют желание работника выбрать банк для зарплатной карты. Важно это для приморцев?
Как только какой-то такой закон появляется, появляется и очередной опрос населения, который говорит, что эта тема не волнует россиян. Но это точно не так. Во все органы власти, депутатам поступают обращения граждан, они анализируются, группируются по темам, разрабатывается схема решения каждой такой проблемы. Неважно, кто инициатор решения, главное, что люди услышаны и с ними работают. Например, по «зарплатному рабству» за год в стране было выявлено 8 тыс. нарушений. Именно они стали причиной усиления ответственности работодателей. Чтобы начать менять закон, достаточно бывает одного случая, как в истории с защитником беркутов из Брянска, которой мне неожиданно пришлось заниматься.
Вы должны понимать, что обесценивание в глазах общества в частности работы депутатов, — часто оплаченная целенаправленная кампания. Например, кампания против закона о защите Рунета. Упорно до сих пор продвигается идея, что это закон об изоляции Интернета в России. Закон вообще о другом — он о защите. О том, чтобы в ситуации, когда будут предприняты действия для его отключения извне, вы и другие люди могли продолжать пользоваться Интернетом, работать, распоряжаться своими счетами в банках, что угодно… Сейчас полжизни проходит в Интернете. Пример такой ситуации есть, и закончилось все очень плохо для целой страны.
Или закон об оскорблении власти… Чего только не говорят о нем: «цензура», «закрыли рот», но ведь суть его другая. И доказательство этого в том, что ни я, никто из депутатов, ни губернаторы целого ряда регионов, ни любые руководители не могут прекратить поток откровенной лжи и грязи, которая продолжает литься теперь уже не в СМИ, но в соцсетях, телеграм-каналах, сайтах-однодневках каждый раз, когда наша работа начинает мешать конкретным лицам продолжать получать прежние доходы, нанося ущерб людям, экологии, стране. Мы все, как и другие граждане, до сих не защищены от этой лжи и моментальной порчи репутации. В этом году это на себе испытал один ваш коллега во Владивостоке.
— Вы и беркуты в Брянске? Какая связь?
— Да, история была… такая мини-кампания террора. Включая агрессивную кампанию в СМИ, соцсетях, оскорбления. Я внезапно для себя стал очень «популярен» в Брянске и среди «зоозащитников». По телефону просили о помощи, и намеки были о деньгах, в соцсетях эти же люди оскорбляли, а в СМИ они же называли защитником брянских беркутов и автором закона… Хотя реально я очень далек от этой темы. Мое — больше трудовые права, профсоюзы, суды, общественные организации, ну и все-таки Приморье, а не Брянск. Но мы «террористам» не платим, поэтому… пришлось на время закрыть рабочий аккаунт в «Инстаграме» для комментариев. И как-то пытаться все равно помочь конкретному человеку в беде. Он не имел отношения к этой кампании вокруг себя, скорее, его использовали мошенники от зоозащиты в своих целях. Оказалось, такие тоже есть.
Мы разрушили монополию конкретных лиц на вылов этого ценного продукта и получение баснословных денег. За все время действия прежнего порядка получения инвестиционных квот они не построили ни одного судна
Дело в том, что в 13-м году, еще в прошлом созыве, я докладывал позицию комитета на президентский закон о защите редких животных. Идеально, на мой взгляд, сформулирована норма, чтобы именно защитить животных. Но подзаконные акты не описывают ситуацию, когда ты идешь по лесу, видишь раненого, допустим, леопарда, и хочешь его спасти. Забрал себе — значит, участвуешь в незаконном обороте редких животных. В глазах закона сейчас так. Именно это произошло с жителем Брянска. Орнитолог-самоучка всю жизнь спасал птиц по всей округе. В том числе трех беркутов спас, которые погибали. И выпустить он их не мог, потому что беркуты не могли жить в дикой природе, и отдать никому не мог: зоопарки не брали, так как нужны специальные разрешения на их содержание.
И вдруг он попадает под уголовное преследование по этому закону. К нему приезжают полицейские, беркутов изымают, по дороге они гибнут. Полгода длится дело. Полтора месяца суд. Это нервы, человеку 60 лет — не позавидуешь. Суд в итоге его оправдал. Мы общались с адвокатом, с ним самим. В принципе, было понимание того, что на этом этапе есть основания для вынесения решения в его пользу. Причем все правоохранительные органы действовали строго по закону. Причина этой абсурдной ситуации — отсутствие как раз простого и понятного людям механизма действий именно в таких случаях. Думаю, эта история станет поводом для доработки соответствующего регламента Росприроднадзора. Я этим сейчас тоже занимаюсь.
— На ваш взгляд, что важнее для законодателя — профессионализм как юриста или желание и умение решить каким-либо доступным способом стоящую перед обществом проблему?
— Без профессионализма никуда. Но и желание должно быть. Скажу так: возможности помогать людям и Приморью у меня, разумеется, существенно расширились. Сейчас я, например, член трехсторонней комиссии по вопросам межбюджетных отношений, в которой представлены правительство и Федеральное собрание, где мы решаем вопросы корректировки бюджетов, вопросы субсидирования, выделения денег определенному региону, их количества. Кроме того, два с половиной года раз в неделю, как первый заместитель руководителя фракции, я встречался с министрами или руководителями различных федеральных структур. Это происходило в рамках подготовки заседаний внутрифракционной группы, которой я руковожу. Это не просто зачитывание докладов, а неформальное, часто не для прессы и закрытое общение руководителя конкретной сферы с депутатами. Мы называем конкретные адреса в своем регионе, где есть проблема, касающаяся министерства. Порой решается все моментально — благодаря именно личному контакту.
Такие возможности, независимо от того, кто именно в данный момент возглавляет край, почему-то недооценивают. Как правило, официально мне всегда говорят, что предмета для разговора с министром нет. А у меня информация от избирателей другая. Приходится руководствоваться теми данными, которые присылают жители. Но для эффективного решения проблемы этого мало. Порой есть механизмы изменить то, что годами портит жизнь людей, надо подготовить документы, принять участие в разработке программы, но департаменты недорабатывают и не ставят в известность губернатора, а итог — мы злим граждан, подрываем их доверие к власти вообще. Поэтому настрой на продуктивный контакт у всех участников процесса очень важен.
