Это судно получило широкую известность после выхода в свет одноименного романа И. А. Гончарова, ставшего одним из лучших образцов русской прозы, написанных в стиле путевых заметок. Сегодня о фрегате «Паллада» напоминают якоря.
50-пушечный 50-метровый фрегат «Паллада» с почти полутысячной командой отправился из Кронштадта на Дальний Восток 7 октября 1852 г. для решения задачи установления отношений с Японией и для одновременной описи доселе неизвестных земель. Описывая япономорское побережье, «Паллада» давала новым землям новые названия, сохранившиеся до сих пор. Почти каждый член офицерской команды «получил» свой остров, свой мыс или бухту: Рейд Паллада, залив Посьета, острова Римского-Корсакова, скала Бутакова, река Аввакумовка, камни капитана фрегата Унковского, остров руководителя миссии адмирала Путятина… И рододендрон коллектора Шлиппенбаха.
После выполнения миссии «Паллада» была оставлена для прохождения дальнейшей службы на Тихом океане. Во время Крымской войны 1853–1856 гг., преследуемая англо-французской эскадрой, она была вынуждена скрываться в Императорской гавани (ныне – Советская гавань) и под угрозой захвата была выведена на середину бухты Постовой, взорвана и подожжена в январе 1856 г.
Вот как это событие описывали очевидцы – проживавшие на берегах гавани орочи.
«Но вот однажды (в 1854 г.) с берега прибежал испуганный человек и сообщил, что в море что-то неладно. Это было рано утром. Орочи вышли на прибрежный песок и увидели что-то странное, большое, не то рыбу, не то птицу, не то морское животное. Оно прошло мимо и скрылось за мысом Гыджу. Всю ночь они шаманили и отгоняли злого духа. Каждая ороченская семья имела бубен и могла немного камланить; помимо того, в селении был и свой шаман, – писал исследователь япономорского побережья Владимир Арсеньев. – На другой день повторилось то же самое, а на третий день орочи с ужасом увидели, что крылатое чудовище идет прямо к берегу. Это был корабль – первые русские моряки. Орочи видели, как от корабля отделилась маленькая лодка, в которой сидело шесть человек.
Орочи испугались и убежали в лес и тогда только вернулись назад, когда убедились, что это не выходцы с того света, а люди, такие же, как и они, но только из другой земли и говорящие на неизвестном языке. Новые люди объяснили туземцам, что хотят взять рыбу. Орочи дали им несколько штук кеты, а русские, в свою очередь, дали им деньги. Не имея понятия, что такое монеты, туземцы повертели их в руках и дали играть ребятишкам. Тогда русские дали им несколько кусков цветного мыла. Орочи попробовали его есть, но, видя, что оно невкусное, побросали собакам; те понюхали и тоже отошли прочь. Между тем в море разыгралась буря. Парусное судно ушло в Императорскую гавань, а высадившиеся на берег русские остались ночевать.
Орочи не спали всю ночь и караулили страшных «лоца» (так они называли русских). Утром буря стала стихать. Корабль вернулся. Моряки забрали у орочей еще рыбы и совсем ушли в море. Вскоре в Императорскую гавань пришло сразу три корабля: один большой и два поменьше и долго стояли в заливе Агу (Константиновском). Потом что-то случилось, русские взволновались. Они стали рыть длинные канавы (окопы) и насыпать валы (береговые батареи). Два судна ушли, а большое осталось. Далее они рассказывали о том, как русские потопили свое судно. Рассказы эти полны интересных подробностей. Это было зимой. Сперва вокруг корабля был взломан лед. Пушки, которые они называли «сагды чикта мяоцани» (большое медное ружье), и все ценное русские закопали в землю, но где – никто не знает. Затем на корабле был пожар, и корабль, объятый пламенем, пошел ко дну. Будучи народом, совершенно чуждым войны, орочи никак не могли понять, зачем это русские ломают, жгут и топят свое судно. Моряки ушли, а на том месте, где раньше красовался корабль, виднелась только большая промоина, на ней плавал лед и обгоревшие куски дерева.
Весной пришло сразу одиннадцать кораблей. Это были опять другие люди, иначе одетые, и говорили совсем на другом языке. Они сожгли русские постройки в заливе Константиновском и пустили большой пал, отчего сгорело много леса. Спустя несколько лет в Императорской гавани снова появились русские. На месте разрушенного поста были построены две казармы и два склада. Зимой у русских не хватало продовольствия, и многие из них умерли. С той поры «лоца» оставили залив Константиновский навсегда».
Англичане, высадившиеся здесь в мае 1856 г., так описывали увиденное: «На обратном пути офицеры наткнулись на остов большого корабля. При этом все части судна, что возвышались надо льдом, совсем незадолго были преданы огню. Поначалу возникла определенная путаница по поводу того, какому фрегату принадлежат найденные остатки – «Авроре» или «Палладе». Однако после обнаружения носового украшения в виде большого позолоченного двуглавого орла нашлись свидетели, видевшие нечто похожее в Портсмуте в декабре 1852 г. именно на «Палладе».
Русские все же вернулись, поставили здесь свой пост и памятник первому российскому кораблю, посетившему и описавшему япономорское побережье самого юга российского Дальнего Востока – легендарному фрегату «Паллада», «большому судну», упоминаемому орочами.
Остов фрегата еще до середины 1880-х годов возвышался над гладью залива, но потом окончательно ушел под воду. В 1923 г. ледокол «Красный Октябрь», случайно зацепив, поднял на поверхность один из четырех якорей системы перинга «Паллады» и доставил во Владивосток, где его следы теряются. В «Оружейном дворике» Военно-исторического музея Тихоокеанского флота сегодня находятся «стопор якорной цепи и часть якоря с парусного фрегата «Паллада». Там же и еще часть второго станового вспомогательного якоря фрегата, по словам работников музея, переданных туда дайверами.
В 100-летие гибели корабля была предпринята экспедиция по изучению его останков, увенчавшаяся успехом, – был поднят второй якорь фрегата и доставлен на базу ВМФ во Владивосток. Как это происходило, рассказывал морской офицер Арнольд Сергеев: «29 сентября 1956 г. я был назначен командиром десантного корабля «ДК-124» Сотой БРДК ТОФ. В 1957 г. бригада десантных кораблей перебазировалась из Владивостока на Русский остров, в бухту Новик, вместе с плавбазой, плавмастерской и якорем фрегата «Паллада». Позволю себе несколько строк об этом якоре.
Во время одного из походов «124-й» под моим командованием оказался в Совгавани в то время, когда там, в бухте Постовой, на глубине 41 метра, проводились водолазные работы на месте гибели в 1856 г. знаменитого фрегата «Паллада». Оперативный дежурный Совгаванской военно-морской базы попросил меня забрать и доставить во Владивосток поднятые со дна якорь и несколько мелких фрагментов корпуса фрегата. Я подошел к месту работы водолазов и с помощью находившегося здесь плавкрана погрузил якорь в свой трюм. Это был адмиралтейский якорь с длиной веретена около четырех и расстоянием между лапами около двух с половиной метров, изготовленный из кованого железа. Удивительно, что, пролежав в морской воде сто лет, якорь почти не пострадал от коррозии.
По возвращении во Владивосток я обратился к начальнику Военно-морского музея ТОФ с просьбой забрать с корабля груз. Представители музея приехали и забрали мелкие предметы, якорь же обещали забрать позднее, как только договорятся о грузовике и об автокране. Время шло, реликвия лежала в трюме до тех пор, пока я не получил приказа готовить корабль к очередному выходу. Якорь мешал. Пришлось его волоком, с помощью трактора, «десантировать» на берег. Там его покрасили кузбасслаком и установили на постамент, сооруженный из нескольких канализационных бетонных колец, побеленных известкой. Поскольку музей так и не забрал якорь, то при перебазировании бригады на остров Русский его перевезли туда и установили прежним способом около входа на новую территорию на мысе Шигина, где он и оставался много лет, вплоть до расформирования бригады.
Через несколько лет, будучи в Ленинграде, я зашел в Центральный военно-морской музей и встретился с научными сотрудниками, которые, как оказалось, ничего не знали о якоре. В ЦВММ, кроме модели фрегата «Паллада» и нескольких мелких предметов, ничего не было. Я сделал официальное сообщение о находке якоря с указанием его местонахождения, которое было зарегистрировано в специальной книге и к которому сотрудники музея отнеслись, как мне показалось, с интересом. Они пообещали связаться с музеем ТОФ и решить этот вопрос, однако, как выяснилось впоследствии, ничего сделано не было.
В октябре 1979 г., во время моего приезда во Владивосток, я побывал в Сотой бригаде на Русском острове. Якорь «Паллады» все еще стоял на прежнем месте, но молодые матросы и даже офицеры на мой вопрос, что это за якорь, недоуменно пожимали плечами: «Наверное, с какого-нибудь корабля». Я понял, что историческая реликвия обречена на уничтожение и забвение. Мой визит к новому начальнику музея ТОФ опять не имел положительного результата. В дальнейшем, когда Сотая БРДК была расформирована, якорь бесследно исчез. Скорее всего, его сдали в металлолом».
Но якорь не исчез. Стараниями основателя Естественно-исторического музея Посьета, гидробиолога Дмитрия Вышкварцева якорь был обменян им у Тихоокеанского флота на подобный, но не легендарный, «по весу». И установлен у здания музея. Со временем 5-тонный якорь под собственной тяжестью ушел под землю, но стараниями энтузиастов все же был вытащен и установлен на постамент, где ныне и красуется, являясь несомненной гордостью приморского поселка.
Третий якорь «Паллады» был утерян самим фрегатом еще в 1854 г., когда фрегат сел на мель в бухте Мелководной. Тогда решили стягивать его с помощью шлюпа, предварительно утяжелив его якорем фрегата. Для этого якорь отсоединили от цепи, привязали к канату, но при спуске на шлюп он оборвался и остался до сих пор на дне бухты. Где его не прекращают искать местные энтузиасты.
Четвертый якорь фрегата до сих пор покоится на дне Постовой, где его в начале 1980-х видели аквалангисты. Один из них вспоминал: «Пытаемся отыскать следы якорных канатов и сами якоря, плавая под форштевнем. На фрегате были адмиралтейские якоря – махины по два метра, отлитые из чугуна.
Вблизи судна ничего похожего нет, отплываем немного – и находим на склоне извилистый валик, который выступает из отложений ила. Формой и размерами он напоминает хобот слона. Путеводный бугорок то исчезает, то появляется вновь на уходящем вглубь откосе. Наш глубиномер показывает предельную глубину. Но еще немного – и перед нами скопление ила. Под ним может быть якорь. Передаю товарищу фотобокс для съемки, а сам начинаю разгребать слой ила.
Мой гидрокостюм снабжен перчатками, а напарник в более легком одеянии и может поранить руки о металл, хотя чугун и «мягче сыра». Вокруг меня вздымаются облака мути, которые при слабом свете на глубине скрывают искомый объект. Но нам очень хочется найти якорь. Наконец в подводном раскопе нащупываю продолговатый предмет, похожий на веретено якоря. Поверхность находки шероховатая, похожа на разрушающийся металл. Перебирая пальцами ил и кусочки твердых включений в нем, ищу шток якоря – деревянную поперечину, вставляемую в один из концов веретена. На другом конце якоря должны быть лапы с перьями, а они наверняка глубоко зарылись в грунт. Вот и обломки штока. Сомнений нет, мы нашли якорь. Можно почти наверняка считать, что он с «Паллады». Якорь нам не поднять, но мы стараемся запомнить место. Вдруг да пригодится когда-нибудь!»
А вдруг? Ведь до сих пор останки корабля продолжают будоражить местных жителей. Рыбаки, военные, все, кто с рассветом приходит к бухте, где на дне морском покоится «Паллада», не раз наблюдали странное явление. Над морской гладью в лучах солнца поднимается туман в виде прекрасного парусника. Говорят, что это призрак фрегата «Паллада».
Юрий УФИМЦЕВ
