В 1930 г. было определено, что главным фактором, препятствующим заселению Приморского края, является отсутствие дорог. Разобраться с ситуацией было поручено добровольному общественному объединению «Автодор», пропагандирующему автомобили, автомобилизацию и дорожное строительство; лотерейные билеты которого в свое время активно призывал покупать Остап Бендер.
«Автодор» решил ударить по «бездорожью и разгильдяйству» Приморья транссибирским автопробегом Владивосток – Москва с целью выяснения ситуации и определения мер по развитию приморских дорог с учетом их применения к автомобилям Ford, которые планировались к массовому выпуску в СССР. Ну и заодно испытать шины Резинотреста.
Во Владивосток прибыли два абсолютно новых легковых Ford и один с пробегом в 4 тыс. км. А вместе с ними и участники экспедиции – командор С. Заикин, вице-командор и механик С. Рябцев, водители Ф. Кузнецов, А. Каменев и А. Якубовский. Председатель дорожной секции Н. Заборовский, писатель Н. Шпанов и кинооператор Ф. Леонтович – «человек мягкий, ласковый с чудесным чувством юмора», впоследствии, кстати, снявшийся в эпохальном «Золотом теленке» 1968 г.
Оставленные ими воспоминания позволяют «проехаться с приключениями» по Приморью 1930-х. Николай Шпанов: «Когда «форды», хрипло разгоняя собак, побежали по Китайской, вслед им ярко улыбнулось солнце. Приветливее зажелтела невылазная глина ухабов Первой речки, еще гуще, веселее показались заросли дачных мест, 11-й версты, Седанки, Океанской. Нельзя сказать, чтобы уссурийские дороги встретили нас слишком приветливо. Даже здесь в самом начале, в дачном районе, во всю застучали задки на глубоких ухабах и надсадно завыли шестеренки, вращая вхолостую бешено буксующие колеса.
Местами глина, местами сочный жирный чернозем сделали дорогу скользкой, точно смазанной салом. Уже на 26-й версте пришлось остановиться, чтобы долить закипевшие радиаторы. Дальше пошло еще хуже. К скользкой дороге и ухабам прибавились глубокие провалы с такими отвесными краями, что вскоре задние концы крыльев всех трех машин оказались отогнутыми назад вровень с буферами. Те места, где дорога не была размыта, были такие тряски, что у машины № 2 лопнула правая стойка переднего стекла, так что пришлось стекло совсем снять и засунуть в фордек».
После Раздольного дорога пошла получше и «форды» затрусили бойко. Кузнецов, ведущий первую машину, не придал серьезного значения небольшому промежутку грязи, неожиданно появившемуся перед нами на повороте. Но, невинный на вид, этот кусок тут же показал нам, чего он стоит в действительности. По очереди все три машины завязли в нем до дифференциалов. Не только наши физические силы оказались здесь недостаточными, но не помогли даже совершенно сверхъестественные медиумические способности командора Заикина, призывавшего на помощь всех загробных предков участников пробега.
Пришлось пристраивать блок тали к ближайшему дереву. В ответ на предложение нарубить кустов и забросать немного яму командор уверенно ответил: «Ничего, пойдет и так».
Машина не пошла ни так, ни этак. Вторая машина безнадежно застряла в глубокой борозде, пропаханной первым «фордом». И на ее выручку ушел битый час. «В общем, – вспоминали впоследствии этот небольшой промежуток грязи участники пробега, – эта невинная на вид яма отняла у нас почти два часа». К тому же они сожгли почти весь бензин.
После Уссурийска дорога пошла получше, что дало возможность осматривать живописные окрестности Приморья. Николай Шпанов: «Вокруг широко раскинулись поля, окаймленные на горизонте сопками. Скирды желтыми колпаками золотеют на ярком солнце. То и дело вырастают на пути деревни: Осиновка, Кремово, Ляличи. Широченные, как площади, улицы. Пора рабочая. Окна всех домов плотно закрыты яркими ставнями. В деревнях не видно никого, кроме ребятишек, в испуге шарахающихся от машин. Отбежав в стороны, мальчуганы обезьянами взбираются на изгороди и оттуда провожают нас удивленными взглядами. Длину улиц в этих деревнях трудно описать: нигде в России, даже на Кубани и на Дону, где станицы очень просторны, не видал я таких улиц.
В Монастырище мы уже встретили целый поезд огромных телег, набитых задорно распевающими колхозниками. Голову поезда, зачалив сразу несколько подвод, тащил пыхтящий трактор. При нашем приближении он торжественно засветил яркий прожектор, а песня колхозников сменилась громкими криками… Давно уже укрылись за черным бархатом ночи окрестные сопки. Ничего не видно дальше того места, куда хватает рассеянный свет фар. Въехали в следующую деревню, носящую странное название Халкидон. Никакими цейсами, ни в каком планетарии не воспроизвести сверкающего купола, что раскинулся над нами. На глубокой черни распущенным концом серебряной вуали завился Млечный путь».
По утру машины снялись и, преодолев пару болотин, прибыли в деревню Ольховку, где «чая получить не удалось, так как единственный самовар, найденный в селе, успел позеленеть». «Без особого сожаления покинули Ольховку и были на берегу Уссури. Это первая настоящая дальневосточная река, вставшая на нашем пути. Быстрые мутные воды раскинулись почти на целый километр. Моста никакого нет. Утлый паром со скрипом принял наши три машины.
Забирало сомнение, выдержит ли это дряхлое сооружение необычный груз. Но, к счастию, благополучно подошли к противоположному берегу и, распугивая ожидавшие переправы подводы, с воем моторов и криками подталкивающих плечами седоков взобрались на крутой откос. Сперва дело шло сносно. Но уже на шестнадцатом километре благополучие закончилось. Пошла невылазная скользкая грязь. По мере нашего продвижения местность делалась все более и более типичной для приближающихся болот. Наконец, мы в действительности уперлись в беспредельно протянувшееся в обе стороны и без конца вперед болото. Двигаться дальше было безумием», – вспоминали участники экспедиции.
Машины пошли другой дорогой-времянкой, которую местные называли «ровнянкой». Прибыли на станцию Лазо. В середине деревни им встретилась глубокая балка с небольшим мостом. Как водится, Кузнецов смело спустился на этот мост, но вылезти на противоположный берег оврага уже не смог. Машина беспомощно вертела колесами на скользком откосе. Радиатор закипел. Все же автомобилисты добрались до Имана, где, правда, с них «содрали за бензин почти в два раза дороже твердой нефтесиндикатской цены».
После Имана пошла та же бесконечная грязь. Средняя скорость каждого дня составляла 2,5 км/час: «За этой грязью началась борьба с мостиками. До сих пор нам привелось видеть много пародий на мосты. Много часов ушло у нас на перетаскивание машин через хилые остатки сооружений еще дореволюционных, но того, что мы встретили здесь, нам еще не приводилось видеть. Мостов вообще не было. Из русла ручьев торчали обгнившие сваи, покрытые совершенно трухлявыми, торчащими во все стороны остатками настила. Получив опыт, мы при приближении к мостику уже не теряли время на предварительную разведку, а просто бежали к нему с топорами и лопатами и принимались за составление первой половины моста из всего наличного материала. Когда машина подходила к середине моста, мы разбирали за нею настил и устраивали переезд на второй половине».
Стало ясно, что до Москвы автопробегу не добраться, и было принято грузиться на поезд на станции Ласточка. Так закончился первый транссибирский автопробег Владивосток – Москва, доказавший, что без развития дорог развитие Приморского края невозможно.
Юрий УФИМЦЕВ
