– Евгений Иванович, несмотря на то, что предвыборная кампания, в которой Вы участвуете, в разгаре, Вы уезжали в Москву на сессию Совета Федерации. Что вы отстаивали на этот раз в Федеральном Собрании?
– Это было последнее заседание Совета Федерации, где ставился вообще вопрос о дальнейшем его существовании. Самое смешное, что в отношении Думы-то все решили – когда российская Дума переизбирается, когда последнее заседание, когда избирается новая Дума, а по Совету Федерации так решения и не было принято. Логики нет в принципе.
Еще один из вопросов прошедшего Совета Федерации – последние законодательные акты в стране, формирование будущих ветвей власти. Также совещание дальневосточных и сибирских глав администраций у Черномырдина. После этого совещания программа "Время" сообщила, что Виктор Степанович доказал главам, что никаких федеральных долгов перед краями и областями у правительства нет. Ничего подобного. Все это, простите меня, очередная ложь. Я считаю, что тот корреспондент, который был на совещании, – заказной человек.
Потому что говорили совсем о другом, говорили о совершенно диких долгах. Вот вам маленький пример. Сейчас федеральный бюджет должен Тихоокеанскому флоту 1 триллион 320 миллиардов рублей. Но надо же понимать — как только государство становится должно флоту, он мгновенно должен местной власти. Это коммунальные услуги, флот же не платит ни за воду, ни за свет. Дальше – за хлеб, долги уже под 20 миллиардов выросли! И уже край не может рассчитаться за пшеницу. Это же цепочка сразу!
Но, упаси бог, я не имею никаких претензий к армии и флоту. Я имею претензии к этим болтунам, к господину Чубайсу, который на пресс-конференции, по-моему, в «Интерфаксе», заявил, что наступил необыкновенный экономический подъем в России. Это что... Да только армия нам должна полтриллиона 500 миллионов рублей.
Мы уже долги по 30-50 миллиардов не считаем, уже считают триллионами. И когда по телевидению заявляют, что со всем расплатились, все сделали, что федеральных долгов нет перед территориями – то это дешевый предвыборный трюк. Но заложником-то оказываюсь я. А я бы хотел отвечать только за свои поступки.
– Мы затронули очень больную тему взаимоотношений Центра и провинции...
– Какая-то, знаете, ненависть к дальневосточной территории. Полное непонимание на государственном уровне. В этой связи я прежде всего называю господина Чубайса, который сделал свое черное депо в приватизации, а теперь снова пришел «творить». Ну кто-то мне может по-русски объяснить: почему российское топливо, которое проходит транзитом за рубеж, через наши порты, идет практически с 50-процентным освобождением от железнодорожного тарифа? А топливо, идущее для края, для промышленных предприятий, для котельных, для ТЭЦ идет по полным железнодорожным тарифам. Вопрос: это что за политика? Это политика полного удушения экономики этой страны. Я вам еще больше могу сказать. На железной дороге, по крайней мере в центральном аппарате в Москве, есть фирмы, с которыми можно работать и железнодорожный тариф на 20% будет дешевле…
– Существует мнение, что политическая деятельность на местном уровне мало эффективна и даже вредна. Каким вам видится политик местного уровня в идеале? Какие требования к кандидатам в органы власти края, в том числе и на пост губернатора, должны предъявлять избиратели?
– На ваш вопрос я отвечу очень просто. Я бы видел местного политика, который чрезвычайно был бы предан своей территории. В этом сосредоточено все. Если ты рассматриваешь территорию как трамплин для прыжка, то что бы ты ни сделал, какой бы шаг ни предпринял, обязательно испугаешься чего-нибудь. Значит и дело не будет сделано.
— В устах главы администрации края все чаще звучит не Приморье, а Дальний Восток...
– Я не вижу, как коренным образом изменить ситуацию отдельно в Приморском крае, ее нужно менять на Дальнем Востоке. Тогда край будет работать и получать Если решим проблему по таможенным пошлинам здесь – то это нужно всему Дальнему Востоку. Если Хабаровский край, к примеру, будет умирать, он пропустит к нам эшелоны с углем? А с зерном и с мясом? Да никогда. Он всегда их заберет себе.
Я считаю, что политик всегда должен называть вещи своими именам. Тот из них, кто не говорит правду о происходящем в экономике с транспортными тарифами, с энерготарифами, экспортно-импортными пошлинами – тот совершает преступление. А вообще это просто преступление перед государством.
Что нужно еще сделать, чтобы люди отсюда уехали? Уже отрезали людей Дальнего Востока от родственников, от центра, поставили экономические границы. Теперь их начали выжимать неплатежами, перестали давать сюда деньги.
Хабаровск уже три месяца не платит пенсионерам. Надо понимать что это такое! Есть семьи, где продали последние вещи. И не потому, что Хабаровск хуже нас. Просто вся промышленность умерла. Вот мы боролись за киловатт/час, сражались, а они его еще на 200 рублей выше нас подняли.
– Евгений Иванович, без острого вопроса не обойтись – энергетика. Не получается ли так, что коллективы «энергетических ведомств», за которых вы радели здесь и в той же Москве, сегодня, перед выборами, настраивают избирателей против вас?
– Сейчас очень сложная ситуация. Вспомним собрание коллектива на ТЭЦ-2. Они голосуют всем коллективом против, по их мнению, необоснованно заниженных тарифов. Вопрос: кто мешает вам мешает сейчас вот по этим тарифам снять плату за электроэнергию с воинских частей, с оборонных заводов, с предприятии, с населения? Кто мешает, уважаемые руководители «Дальэнерго»? Напишите фамилию Рура – есть там такой, особенно активный. Главный инженер «Дальэнерго»! Да не может такой человек, с такими взглядами, быть главным инженером такого предприятия! И они настраивают рабочих против меня. Говорят о «необыкновенно» заниженных тарифах, о том, что в Хабаровске они на 200 рублей выше.
Да, официально в Хабаровске тарифы на 200 рублей выше. Но в Хабаровске уже на 400 тысяч населения меньше стало за эти годы, пенсионеры не получают по три месяца пенсию. Ишаев, переполненный проблемами, говорит о создании Дальневосточной республики. Это же дальнейший развал России. Но осуждать Ишаева я не могу, потому что знаю, как ему сверхтяжело.
И поэтому, когда против меня настраивают людей, люди должны знать, что как только поднимется киловатт/час до 800 рублей, умрет все: в школах выключится свет, потому что школы и больницы деньги берут из бюджета. А бюджета не будет, потому что не будет предприятий. Вспомните наше отключение электроэнергии на 11—12 часов в начале зимы. Мгновенно налоговая база «села», в день стало приходить по 300 миллионов налогов, а раньше приходило по 4-5 миллиардов. Выпуска же продукции нет, реализации нет, и нет, естественно, никаких денег. Представляете, что творилось? И мы сейчас говорим поднять тарифы! Да те же рабочие «Дальэнерго» не смогут заплатить за квартиру...
Сейчас во время предвыборной кампании мне говорят: ну скажите что-нибудь доброго — о надежде. Я на надежду и работаю. А говорю о вещах, которые от меня не зависят, а зависят, например, от министра финансов Панскова, от вице-премьера господина Чубайса, от Центробанка. И называю конкретные вещи своими именами.
Меня можно упрекнуть, спросив: почему вы, Евгений Иванович, строите больницу в городе Арсеньеве, а не строите в Дальнегорске школу, а школа там рухнула? Вот этот вопрос конкретно ко мне, почему я выбрал тот или иной район. Тут никуда стрелки переводить не надо. Я знаю, сколько у меня денег было, и знаю, что весь край я сразу в строительстве не потяну. Такие проблемы и при коммунистах, и при демократах, и при диктатуре были и будут. Вот тут город или район для приложения сил выбираем мы. Ну а учетная ставка по банку? Я к ней какое отношение имею?
– Евгений Иванович, хотим мы того или нет, но новая реальность в виде частного сектора экономики – неотъемлемый фактор нашей жизни. Наш еженедельник пропагандирует негосударственные формы экономики, рассказывает о деятельности предпринимателей, их опыте и проблемах. Считаете ли Вы, что стояли у истоков возрождения предпринимательства в Приморском крае, возглавив несколько лет назад старательскую артель, а потом преобразовав ее в мощную акционерную горнорудную компанию? После двух лет работы губернатором края изменились ли принципиально Ваши взгляды на частный бизнес?
– Я знаю три предприятия, которые делали коллективную форму собственности, хотя это можно назвать и частной формой собственности, где каждый имеет свою долю. Да, я стоял у истоков этого. Где-то на Кольском полуострове нечто подобно пытался создать Туманов, у него были постоянные бои и битвы с властями. Я тоже столько унижений претерпел. Вы представляете, что значит в 1983 году создать предприятие негосударственной формы собственности? Когда везде лозунги висели, когда вовсю партия руководила, когда частная собственность считалась преступлением.
Потом в «Литературной газете» я прочитал о человеке, который где-то в Казахстане создавал коллективную собственность. Там тоже высадился десант милиции, предприятие разгромили, разбомбили. Но про этого третьего я узнал только много лет спустя, во время потепления.
Я считаю, что приватизация и разгосударствление собственности были просто необходимы. Вопрос – в каком соотношении с частной должна остаться государственная собственность, которая, я считаю, должна быть сильной. Кстати, 90% населения планеты – наемные работники на предприятиях. И только 10% населения имеет собственное дело. Но вести свое дело может не каждый, так уж устроено человечество.
Только бояться бизнеса или коммерции не надо. Другой вопрос – надо дать предпринимателю такие налоги, чтобы он мог нормально развиваться. А при наших налогах только один выход — скрывать их от государства. То есть сама система порочна, она задушила малый и средний бизнес. А он должен быть в обществе. Вся бытовка, общепит и прочее должны быть в частной форме собственности. Я в этом абсолютно уверен. Тяжелое машиностроение, энергетика должны быть государственными, пока. Дальше жизнь покажет, как пойдет развитие экономики.
Со мной же вообще получается трагикомедия. В 1983 году я был ненавистен той системе. В 1992 году это было предприятие, на которое съезжалось полмира смотреть. А теперь тот же Чубайс, для которого, по идее, я должен быть родным отцом и наставником, ну как минимум, братом, готов меня «съесть». Хотя сам никогда ничего не создал. Мы же создавали, строили рудники, фабрики, выпускали концентрат полиметалла. Мы создали коллективную форму собственности, быстро строили, чтобы вернуть кредиты. И нам все удавалось. Долгострой нас губил, а всю страну он не губил, потому что никто ни за что не отвечал.
И вот посмотрите, при той власти я был чужеродным телом, меня называли рыночником, коммерсантам, бизнесменом, тогда это слово считалось ругательным. А при этой записали в коммунисты и ретрограды.
Разгосударствление должно было идти, частная собственность должна быть, мелкий и средний бизнес, как прослойка в обществе, должен был быть. Вот тебе, пожалуйста, закон, и создавай свое дело. И никто не должен тебе мешать. А сейчас предприниматель под двойным прессом. С одной стороны государственный ракет, а с другой – бандитский. На мой взгляд, бизнесмены сейчас люди очень беззащитные.
Мне было легче. Ведь мое предприятие развивалось в то время, когда не было хотя бы бандитского ракета. А учетная ставка в банке была 2%, когда она стала 6%, мы подумали ого-го! А сейчас она 200%-250%. Ну какая промышленность с такими процентами сможет работать? И когда Гайдар заявляет: покажите мне предприятие, которое умерло? Да вся страна умерла, господин Гайдар, налогов уже нет. Все! Не платят их по году. Есть предприятия, которые по 10-12 месяцев не платят людям зарплату.
Но эта же система формируется не в кабинете Наздратенко. Мы было ввели один налог на стихийные бедствия, нам хотелось собрать деньги, чтобы построить мелиорационные системы на севере Приморья. Но потом мы же и отменили его, потому что предприятия и те налоги, что есть – не тянут.
Кстати, почему горно-рудная компания, которую я создавал, распалась? А потому, что я не посылал туда деньги, не лоббировал ее. А Чубайс не давал приватизировать ее по нормальной модели, хотел, чтобы Наздратенко приполз на коленях просить за эту компанию. И он это дело положил себе под сукно. К сожалению, за мою государственную позицию судьбой заплатило целое предприятие, созданное с нуля. Развалить такую жемчужину!
– Как вы оцениваете предвыборные обещания будущих избранников народа?
– Во многом полная ложь, сладко-горькая. Вы когда-нибудь слышали, бы я ни за что хаял своих оппонентов? Жаловался на то, какое наследство мне здесь Кузнецов оставил? Хотя, когда разобрался, готов был выть от тоски.
Пусть баллотируется кто угодно. Единственное, что хотелось бы пожелать – не надо врать. Не надо врать, что вы тут же вернете сбережения пенсионерам. Не надо обещать бесплатный транспорт на весь край. Да откуда возьмется такой коммунизм?
Вот сейчас Черепков рассказывает, что душа его принадлежит господу Богу, а тело его пытали в камерах. Да он же никогда и секунды не сидел в камере. Он приходил только в прокуратуру, и то в сопровождении трех-четырех адвокатов. Правда, они потом все от него отказались. На избирателя выпивается только любовное созерцание себя и ложь.
Пойдем дальше. Поднимите сейчас документы, кто больше всех бегал, кричал и беспокоился о снятии Черепкова! Больше всех Игорь Петрович Лебединец страдал. И теперь они вместе?!
– Люди, симпатизирующие вам, называют в вашем характере черту, не присущую профессиональным политикам – порядочность. Можно привести примеры, когда Вы до конца верили людям, а они в конце концов вас предавали?
– В горно-рудной компании не было предательства. Я создавал коллектив, начиная с 17 человек, потом он вырос в многотысячный. Вообще горнякам, шахтерам не свойственны такие вещи. Да и здесь я бы не сказал, что много предавали. Вот господин Шкрабов был уволен именно мною. Господин Павлов был также уволен мной...
– Давайте тогда вспомним, как формировалось нынешнее руководство администрации.
– Я никого не привел с собой, как это, например, Клинтон сделал. Я пришел сюда во время сессии краевого совета. Я видел депутатов, которые наиболее ретиво кричат за возрождение экономики — всем им предложил работать. Я не знал никого! Господин Лебединец, вы критикуете? Возглавьте и работайте! Господин Рыбалко, вы критикуете финансы, пожалуйста, возглавьте финансовое управление. Господин Гринченко, вы кричите о равенстве людей, о демократии, пожалуйста, берите отдел по работе с партиями, конфессиями и религиозными общинами. Господин Проконич, вы говорите о коррумпированности администрации – сам Бог велел заниматься административно-хозяйственными вопросами.
О господине Шкрабове. Я официально вам сейчас заявляю, и свидетелей тому было много. Когда Шкрабов приходил на планерки, у него на языке было одно: ту газету задавим, ту разрушим, эту уничтожим. Это же какое-то людоедство, я посмотрел – страшно стало, ей богу, сказал стоп. Вы же не можете руководить комитетом по печати, вы же просто странный человек...
А как я с Лебединцем работал? Я плакался когда-нибудь, рассказывал? Почему-то в прессе его называют первым замом, да он никогда не был им! Какой он ближайший соратник? Год и два месяца, которые мы работали, я только и делал, что хватал его за штаны, чтобы он не влез в какую-нибудь историю.
Я никогда Лебединцу плохих слов не говорил. А сейчас господин Лебединец говорит странные вещи. Якобы бюджет края – это 40% непредвиденных расходов. Но бюджет-то ты мне и утверждал, будучи председателем Краевой Думы, должен знать, что это не так.
Таких людей я увольнял и все. Смог Гринченко с политическими партиями разговаривать? Нет. Этот комитет потом возглавила Иовкова Зинаида Андреевна. А смог Рыбалко работать в финансовом управлении? Тоже нет. Сегодня из депутатов того призыва, по-моему, остался один Проконич‚ афганец.
– Евгений Иванович, я не первый Вам задаю вопрос, что вас развело с Лебединцем?
– Да ничего. Я с ним ни по какому поводу не ссорился. Мне просто надо было, чтобы это был государственный человек. Он сейчас рассказывает о каких-то финансовых преступлениях, о том, что он якобы ушел из команды Наздратенко, когда увидел, что огромные бюджетные деньги переводятся за границу. Как вообще можно бюджетные деньги перевести за границу? Расскажите мне.
Столько грязи выливается лишь для того, чтобы выиграть выборы.
– Что Вы можете сказать о той команде, которая сейчас с вами?
– Только доброе. Как бы потом в жизни не повернулось, эти люди работают честно. Добросовестно работают и Дубинин, и Савченко, и Бельчук, и Токуленко. Хотя я и ворчу на них, но это, может быть, стиль характера, и совсем не значит, что человека надо увольнять.
– Какое бы доброе слово читателям, жителям, избирателям Вы сказали?
– Все же – надежда. Вот я сейчас баллотируюсь кандидатом в губернаторы. Раз баллотируюсь, значит, какую-то надежду вижу, вижу, как край переустроить. Здесь живу я, здесь моя семья, здесь мое, как и у всех приморцев, будущее.
Считаю, надо делать реформы в той стране, какая есть, со своими традициями, людьми. Когда я начинал в горнорудной компании, я понимал, передо мной стоят российские рабочие. А мы создали предприятие – японцы не верили, что оно может быть, спрашивали: «А кто у вас консультант?». Не было консультантов, все создали сами, с помощью собственных мозгов.
Эта территория должна жить и процветать. И это будет. Иначе меня не было бы здесь, я просто бы ушел экономикой заниматься. У меня, кстати, там очень неплохо получалось. Был многотысячный коллектив. И попробуй-ка кого-нибудь уволь. Рев такой поднимался, жены с детьми приходили, если в чем-то их папа провинился.
Приморье можно вывести в разряд... Давайте не будем говорить – преуспевающих территорий России. Да какая мне разница, какая территория как живет. Мне важна наша. Вот и сейчас Приморье не на последнем месте в России, в первой тридцатке. А были – на девяностом.
