Николай Королев: «Иногда приходится выражать свои суждения вслух»

До того как стать вице-губернатором, Королев преуспел в юриспруденции, занимал одну из ключевых позиций в Тихоокеанской юридической компании. Он и в юности предпочитал первые роли: председатель совета дружины, комсомольский вожак, в армии вступил в партию. В то время таких амбициозных и честолюбивых руководители замечали, приближали к себе, оказывали покровительство.

— Николай Анатольевич, вам часто протежировали?

— В смысле — предоставляли какие-то преимущества перед другими? Никогда. Ни родители, когда поступал в университет (Королев родился в семье научных интеллигентов. Отец — проректор, мать — доцент кафедры в ДВГУ. — Прим. авт.), ни кто-либо из начальства. Свои дела я устраивал сам, пользовался устными рекомендациями в исключительных случаях, когда надо было сэкономить время в беседах с теми, от кого зависело мое продвижение по служебной лестнице.

— Говорят, у американских карьеристов жизнь расписана на пять лет вперед. А вы планомерный человек?

— Планы, конечно, строю, но не столь далеко идущие. Я уверен, ничего случайного в жизни не происходит. Есть определенная цель, которая, по всей видимости, поставлена перед тобой кем-то свыше, и ты рано или поздно ее достигнешь. Поэтому я не стремился занять это кресло. Так было судьбе угодно. Я скорее фаталист, чем карьерист, меня жизнь подталкивает к свершениям.

— Спокойно ждете своего звездного часа?

— Я из тех, кто в первую очередь слушает — много и внимательно — и не скоро высказывает свою точку зрения. Люблю слушать других, иную точку зрения. Но иногда приходится выражать свои суждения вслух, потому что ясно понимаю: должно быть именно так, пусть люди это тоже поймут. Вот откуда «замашки карьериста». Вот почему я был председателем совета дружины в школе, потом, на факультете, замсекретаря бюро ВЛКСМ по идеологии, в армии стал членом КПСС.

Из студентов в особисты

— Когда вам не повезло при поступлении в элитный московский вуз, тяга к наукам иссякла?

— Ничуть. Вернулся во Владивосток расстроенный, но с желанием поступить на восточный факультет ДВГУ. В любом случае хотелось учить иностранные языки. Однако удача и здесь отвернулась: к моему приезду прием уже закончился. Ну, а поскольку по складу ума я гуманитарий, оставалось одно — идти на юридический.

— В армию вы пошли служить тоже из соображения «чему быть, того не миновать»?

— Вроде того. Ведь в начале 80-х студентов вновь стали призывать в армию. Так как у меня со здоровьем было все в порядке, отлынивать я не собирался, и со второго курса меня отправили на сборный пункт. Попал в войска ПВО, во время службы умудрился окончить один курс экстерном. В запас ушел в звании сержанта и в должности командира отделения охраны особого отдела. Проще говоря, служил в военной контрразведке. Шпионов и диверсантов, конечно, не ловил, но охранял людей, которые этим занимались.

— Какие люди в студенческую пору оказали на вас наибольшее влияние?

— Когда подрабатывал на пятом курсе в институте ДВО РАН, в соседнем секторе работал Владимир Сергеевич Кузнецов, будущий председатель крайисполкома и губернатор края.

— Знакомство из разряда случайных?

— Абсолютно случайное. Другая личность — Владимир Иванович Курилов, в то время еще декан юрфака. В 1990 году он пригласил меня в российско-американское предприятие, созданное на базе ДВГУ, — Дальневосточный юридический центр. Владивосток только-только открыли для иностранных граждан, и у многих возникло ощущение, что он станет вторым Гонконгом. Здесь, на стыке культур России, Кореи, Японии, Китая и, в какой-то мере, США, такой Центр был просто необходим. Он пытался объединить правовые системы разных стран, предоставлял бизнесменам консультации в области международного права. Мы набирались у американских юристов бесценного опыта, как вести себя в той или иной практической ситуации.

Спустя несколько лет полученные опыт и знания пригодились мне и моим коллегам в Тихоокеанской юридической компании. Вначале мы специализировались на оказании соответствующих услуг приезжающим сюда зарубежным предпринимателям и их компаниям. Затем, когда волна иностранного интереса к России спала, среди клиентов появились соотечественники. Минуло пять лет дикого рынка, прежде чем российские компании дошли до такого уровня, при котором наши услуги оказались востребованными.

— А что же иностранцы?

— До 1995 года мы занимались в основном их инвестиционными проектами, потом на первый план вышли дела о взыскании с российских должников средств, в свое время вложенных иностранцами. Естественно, в той ситуации американские юристы вскоре покинули здешний рынок. И наше «эспэ» превратилось в отечественную компанию, ее первоначальный российский состав — трое выпускников юрфака — работал до недавнего времени вместе. Пока я не перешел на работу в администрацию края.

ТУРНИФ — это звучит гордо

— Один из примеров успешной работы Тихоокеанской юридической компании связан с ТУРНИФом. Смогло бы это предприятие «выплыть» без помощи юристов?

— Своим возрождением ТУРНИФ обязан многим людям, которые там трудятся. Нельзя забывать, что в компании была и есть «золотая акция» государства — это тоже сыграло немаловажную роль в том, что предприятие живет и здравствует. Это во-первых. А во-вторых, менеджмент компании понял, насколько важна роль квалифицированных юристов в выводе предприятия из предбанкротного состояния.

— Это было тяжелое дело в вашей юридической практике?

— Пожалуй, да. Три года изматывающей работы, из которых полтора — бесплатно. То есть мы, юристы, войдя в положение компании, трудились бескорыстно как бы «до лучших времен». Тогда бывало всякое: эмоции акционеров перехлестывали через край, возвращение судов ТУРНИФа, в том числе из-за рубежа, стоило многих сил.

— Сегодня в России без покровительства сверху, солидных «крыш» успешный бизнес может обойтись?

— С одной стороны, конструктивные отношения предпринимателей с властью необходимы, с другой — всяческие «крыши» — назовем их некими неправовыми договоренностями — должны остаться в прошлом. Я категорически против того, чтобы они по-прежнему определяли развитие большого бизнеса. Власть может как-то влиять, но степень этого влияния зависит от прозрачности ее действий. Если все эти процессы находятся в рамках правового поля, то любое действие власти, дающее преференции тому или иному предприятию, должно стать достоянием общественности.

Второе дыхание

— Вы пришли во власть из бизнес-сообщества, где есть люди с неоднозначной репутацией. Не боитесь, что былые знакомства плохо отразятся на вашем сегодняшнем реноме?

— О каких людях вы говорите? О тех, кто владеет крупной собственностью, имеет немалые состояния? Так у них вполне однозначная репутация: они успешные бизнесмены. Понимаете, все, что делалось в начале 90-х, происходило на грани. Да и законы как таковые тогда не существовали. Это была действительно эпоха нерегулируемого накопления первоначального капитала.

Многие из тех, кого вы имеете в виду, знакомы мне с давних лет, и я знаю их как принципиальных, уважаемых людей. Почему журналисты навешивают на них ярлыки? Очевидно, потому, что любят или вынуждены пользоваться слухами. А, родившись, любой слух становится самопроизводящим и часто муссируется в письменном и устном жанрах. Получается как бы снежный ком, из которого можно лепить что угодно. Не знаю, рассказывают ли про меня какие-то мифы и легенды, думаю, рано или поздно они появятся. Публичная деятельность человека предполагает создание вокруг него всевозможных баек.

— Что скажете, например, о такой: Королев ушел на административную должность ради власти, которая, как известно, дороже денег?

— А о том, каково оно, властвовать-то, не хотите спросить?

— Думаю, пока нелегко. Ведь у вас нет опыта бюрократической работы.

— Совершенно верно. И хорошо, что нет. Поскольку, находясь ранее по другую сторону баррикады — в бизнесе и рядом с ним, я видел, как неэффективно работают чиновничьи структуры. Как трудно с ними что-то по-настоящему и цивилизованно решать. Поэтому, добившись некоторых успехов в одной сфере деятельности, я решил, что теперь нужно сделать что-нибудь и общественно-полезное. При этом вспомнил о том, чем занимался в советские времена. Созидательный дух тех лет остался во мне навсегда.

— Сергей Дарькин ценит в вас этот самый дух?

— Об этом лучше спросить у него самого. В своем отношении к губернатору буду более определенным: с приходом на этот пост Сергея Михайловича я посчитал, что это еще один шанс для Приморского края начать достойную жизнь.

— Не все так считают, Николай Анатольевич...

— Переубеждать кого-то — дело, по-моему, неблагодарное. Заниматься пропагандой успехов администрации края и рапортовать о достигнутом тоже не хочется. Хочется работать и поменьше говорить. Я вам скажу такую штуку. У меня открылось «второе дыхание», сродни первому, которое было лет 10 назад, когда Приморский край, казалось, стоял на пороге позитивных перемен. С тех пор произошло осознание всего сделанного. Нельзя одним махом перескочить исторический период. Но эволюция взглядов, произошедшая в каждом из нас, позволила наметить новый вектор развития Приморья.

БЛИЦ

— В вашем кабинете висит портрет Путина?

— Нет. Не создавай себе кумира.

— Любимые кинофильм и книга?

— «Гладиатор», «Чайка Джонатан Ливингстон».

— Жизненное кредо?

— Гореть душой. 

— Качества в людях, которые не переносите на дух?

— Предательство, лицемерие.

— Каким вы видите Владивосток через 10 лет?

— Вторым Сан-Франциско.