Виктор Ларин: «Мы живем на бывшей китайской территории, и ее сохранение — это уже проблемы государства»

В последнее время, когда в центральных СМИ речь заходит о Приморском крае, вспоминают то о коммунальной засухе, то о выборах, то о Китае, главным образом, как об источнике угрозы. Многие и в Приморье думают так же и мигрируют поближе к центральным СМИ. А по данным местных ученых, 75% жителей Владивостока уехали бы из города, если бы им представилась такая возможность. Однако есть иная точка зрения: все будет хорошо. Если правильно использовать весь потенциал отношений с Китаем, то в недалеком будущем российская территория в регионе может стать самой благополучной. Почему же так не происходит? Какова роль в данном процессе исторической науки? На вопросы «К» отвечает автор оптимистичных прогнозов (правда, в сослагательном наклонении) Виктор Ларин, директор Института истории, археологии и этнографии ДВО РАН.

«Китай — это не угроза, а удача»

— Вас, как ученого-историка, не удручает двусмысленность — жить на земле, российское содержание которой тает на глазах: не успели россияне освоить, окультурить территорию, как сюда уже хлынул поток людей, совершенно не признающих название Владивосток. Что делать?

— Конечно, я, как и большинство приморцев, ощущаю себя европейцем. Мои корни — на западе. И Дальний Восток для меня такой же чужой, как для всех других потомков переселенцев. Ситуацию отягощает ставшая уже частью менталитета дальневосточников обида на Москву, которая по-прежнему продолжает относиться к этой земле, как к погранзаставе и сырьевому придатку, как к колонии. Что касается отношения соседей, то оно меня не обижает, потому что я хорошо их понимаю. Территория Приморья действительно испокон веков принадлежала китайцам — достаточно проверить это по любой старой китайской карте. Правда, здесь китайцы никогда не жили. Но это другой вопрос. Сейчас здесь живем мы, и сохранение территории — это уже проблемы государства.

— Одной из основных причин экономического роста Китая аналитики называют степень доверия населения к государству (и, соответственно, эффективность госуправления), Россия по этому показателю занимает одно из последних мест в мире. Как меняется ситуация?

— По последним данным, полученным нашими специалистами, 80% приморцев доверяют скорее столичным, нежели местным чиновникам. Я за данным показателем вижу то, что в людях по-прежнему живет вера в царя. А местный воевода так и воспринимается, как нехороший человек.

— Вот отрывок из труда «Стратегия для России», написанного экспертами Совета внешней и оборонной политики: «После 2005 г. в России прогнозируется стремительное естественное падение количества трудоспособного населения, которое может достигнуть 1 млн человек в год. Это не просто сокращение, это обвал. Рабочая сила будет одним из самых дефицитных, если не самым дефицитным ресурсом в России...» И т.п. Здесь многие вспоминают о Китае, и из сопоставления демографических, экономических и др. факторов выводят крайне печальные прогнозы — развал страны, китайскую экспансию, которая обернется потерей Дальнего Востока и прочее. На другом полюсе — мнения противников истерии по поводу Китая, чей оптимизм основан то на вере в российское правительство, то на принципах китайской дипломатии, то на международном сообществе. Что вы думаете по этому поводу?

— Отношения к Китаю, как к угрозе было всегда — и в конце позапрошлого века, и в 20-х годах прошлого, и сейчас. Вообще, тема истории отношений с Китаем очень обширная, ей, кстати, посвящена моя последняя книга, которая скоро выйдет в печать.

Суммируя все «за» и «против», я бы сказал, что сегодня никаких угроз для России и Приморья со стороны Китая не существует. Китай должен восприниматься не как угроза, а как удача. Торговля, туризм таят огромный потенциал развития.

— Известны факты монополизации местными чиновниками некоторых видов бизнеса, ориентированных на Китай. А вот последняя история: китайцы везут из России контрабандой липу, делают на правительственные субсидии матрешки, везут их контрабандой во Владивосток и продают в своих магазинах, занимающих самые выгодные места (потому что хозяева договорились с местными чиновниками), китайским туристам. Точка. Российские продавцы сметены демпингом. Какая торговля? Какой туризм?

— Понятно, что все упирается в государство, и данные вопросы должна регулировать местная власть, которая для этого и существует. Что тут еще скажешь...

«Ученый не обязан быть гражданином»

— Вы возглавляете Институт истории. Согласитесь, сегодня данное понятие как бы размылось — с одной стороны, его подтачивает тенденциозность (к примеру, марксистская), с другой — политическая ангажированность (табу на критику власти). Каково сегодня назначение подобной деятельности?

— Вопрос не совсем ясный. Понятно, что история должна давать людям знания о прошлом и что всегда эти знания подаются устами людей, вольно или невольно искажающих истину. Каждого человека можно назвать тенденциозным, видящим мир с одной точки зрения: к примеру, для одних Ленин — герой, для других — злодей. Где правда? История ведь — это не физика, здесь нельзя проверить свои выводы экспериментом. Важно, что современная наука в России освободилась от влияния власти и открыта для любого подхода, любой методики.

— И что, можно публиковать любой текст, который бы основательно критиковал власть — фактического материала ведь предостаточно?

— Конечно.

— А разве не существует политической цензуры? Вот недавно жгли прозу Сорокина, критиковавшего Путина. Или ваш пример, когда Наздратенко в бытность губернатором отреагировал на вашу книгу об отношениях с Китаем — говорят, тогда тираж чуть ли не конфисковали.

— Дело не в цензуре, а в отдельных чиновниках, которые не умеют воспринимать критику. И конфискации никакой не было — никто бы этого не позволил. Не те времена. Просто кто-то выкупил весь оставшийся тираж (к слову, небольшой). Что стало с книгами, до сих пор не известно.

— Должен ли историк быть гражданином и отстаивать свою позицию вопреки воле чиновников?

— Не надо насиловать человека. Быть гражданином, заниматься политикой ученый не обязан. У него другая работа.

— А как же ответственность перед обществом? Разве не вызывает симпатии позиция европейцев — Хабермас, Деррида...

— Или Сахаров, да? Такие люди — это идеальный случай и исключение из правил.

— А как можно понять прошлое, не анализируя современность. Над какими проблемами современной жизни работают ваши подопечные?

— В этой части институт занимается исследованием демографических, этнических, миграционных процессов на Дальнем Востоке. Другой вопрос, насколько эти знания востребованы обществом...

Мизерная зарплата — память о кризисе науки

— В последнем номере «ДВ ученого» ваши коллеги по академии резко критикуют нынешнее правительство за равнодушие к науке: мол, плохо финансируют изыскания, мало платят, в результате наука стареет и не обновляется. Правда ли, что назревает кризис, и чем это может обернуться для института?

— К невниманию правительства мы уже привыкли. За последние 12 лет были и более трудные времена. Когда лучшие умы уезжали или уходили в бизнес. Хотя институт истории по отношению к институтам точных наук всегда находился в более выгодном отношении: здесь не надо содержать лаборатории и т. д.

Результатом послеперестроечного кризиса стал пробел в поколениях: сегодня в институте почти нет тридцатилетних, но этот пробел, думаю, восполнит новая волна двадцатилетних ученых, готовых заниматься наукой. Их не останавливает даже мизерная зарплата. Хочу сказать, что вот зарплата — это единственное, что по-прежнему унижает российского ученого: доктор наук получает как уборщица в банке, как вам это нравится?

— Известно много случаев, как ученые приспособились к рынку: химики торгуют изобретенными добавками к автомаслам и прочее. Как заработать историкам? Насколько востребован и в каких кругах материал, наработанный институтом?

— Заработать можно. Мы осуществляем работы по спасательной археологии, необходимой при проектировке и реконструкции старых зданий, памятников архитектуры. Кроме того, организовываем экспедиции по местам археологических находок. Востребованной остается и работа ученых, проводящих социологические исследования.

— Скажите, как историк, что сейчас происходит с Приморьем и Владивостоком, в частности?

— Мы недавно провели исследование общественного мнения на тему «Если бы вам представилась возможность покинуть Приморский край, вы бы ею воспользовались?». 75% жителей Владивостока ответили утвердительно. К сожалению, жить здесь действительно тяжело.

— Вас не взволновал принятый недавно Лесной кодекс, который может принести печальные последствия для региона, и, кстати, не является ли факт принятия подобных проектов показателем неуверенности государственной власти?

— Я откровенно скажу, что не знаю, что лучше — коррупция местная или столичная. Помните, как в начале 90-х все бросились в суверенитеты. Выбрали своих губернаторов, мэров. А теперь сидим и ждем, когда Москва нас рассудит.

БЛИЦ

— Вы хотели бы стать модным популяризатором исторической науки а-ля Эдвард Радзинский?

— Нет. Мне не нравится Радзинский из-за чрезмерно театральной подачи фактов. Я убежден, что в истории все далеко не так однозначно.

— Китайцев называют работящими, а русских — лентяями. Вы согласны?

— Ерунда. Посмотрите, как китайцы работают: два человека трудятся, три наблюдают.

— Почему Владивосток похож на помойку — из-за неаккуратности населения, потому что оно не ощущает город своей родиной?

— В Японии тоже сорят. Но там еще до восхода солнца все убирают. Чисто не там, где не мусорят, а там, где убирают.