Иван Анатольевич Нагибин, генеральный директор ООО «Финам — Владивосток».
Родился в 1966 году в пос. Зарубино, Приморского края.
В 1988 г. закончил Тихоокеанское высшее военно-морское училище. Получил распределение на Камчатку на атомный подводный крейсер. Закончил службу в 1999 г. в Управлении тихоокеанского пограничного округа во Владивостоке. В 1998 г. получил второе высшее образование в ДВГУ по специальности «финансы и кредит».
С 1999 г. занялся предпринимательской деятельностью, возглавлял компанию «Прагма-ДВ». В 2004 — 2005 гг. руководил инвестиционной компанией «Каскад» (г. Москва).
В мае 2006 г. создал и возглавил ООО «Финам — Владивосток», представителя инвестиционной компании «Финам» в Приморском крае.
Сначала были одиннадцать лет военной службы практически на передовой: атомные подводные ракетоносцы, погранзаставы. Когда в девяностые начало все рушиться, ушел на гражданку, но попал опять на передовую — занялся инвестициями и фондовым рынком, когда многие не понимали смысла этих слов. С тех самых пор Нагибин не может припомнить, чтобы фондовый рынок заставил его скучать, а сегодня, в период кризиса — вообще преподносит массу сюрпризов. Правда, стараниями властей некоторые из них больше похожи на недоразумения.
— Иван Анатольевич, вам не кажется, что кризис, о котором так много говорят, изначально возник в головах и лишь позже — в кошельках?
— Действительно, очень много надуманного и искусственного. К тому же имеют место ошибочные действия властей, которые допустили такое. Возможно, кризис отчасти запланирован. Не секрет, что сейчас идет большое перераспределение денег. Многие олигархи потерпели серьезные убытки и были вынуждены поступиться частью своих активов. Есть ощущение, что кому-то это выгодно. Мы же прекрасно понимаем, что деньги не могли просто испариться. Просто все растянули средства по своим карманам и затаились.
Вообще слово «кризис» мне не нравится. На самом деле это экономический спад на определенном этапе развития экономики. Думаю, здравые мысли в головах наших власть имущих все же победят. Тем более мы видим, что российский кризис существенно отличается от американского. Как сказал один мой коллега, кризис в Америке похож на спланированную акцию, а у нас — на бездарные действия властей.
— Можно ли говорить, что волна истерии на фондовом рынке уже спала?
— Опасения еще остались, но его участники приобрели опыт работы в неблагоприятных условиях и в дальнейшем, думаю, будут адекватнее реагировать на негативные новости из-за океана. Кстати, фондовый рынок завалила не только общая паника, но и то, что многие акции были заложены. Банки и брокеры обязаны были продавать эти активы, чтобы соблюсти требования к размерам обеспечения займов.
Прошла истерия на фондовом рынке или нет, еще непонятно, да и о росте говорить пока рано. Те тридцать процентов, на которые рынок поднялся от своих минимальных значений, не могут компенсировать даже произошедшую за это время инфляцию и девальвацию рубля. Сегодняшнюю ситуацию я бы не назвал даже стабилизацией, так как пока мы затаились где-то у дна. Сейчас негативные новости или плохая статистика могут заставить российские индексы упасть еще больше, хотя это будет уже вопреки здравому смыслу.
Согласитесь, когда стоимость активов Дальсвязи равна ее годовой чистой прибыли, т.е. ситуация, при которой сама компания, по сути, ничего не стоит, это какое-то недоразумение.
«Возможно, это дно»
— Как вели себя частные инвесторы во время тотального падения?
— На волне паники они стали избавляться от ценных бумаг. Наверно, продавать, когда все падает, — это нормальная психологическая реакция человека. Однако почему же никто не побежал избавляться от своих квартир и коммерческой недвижимости, когда они подешевели? Просто никому не хочется отдавать это имущество за полцены. Почему же тогда акции Газпрома продают? Неужели бизнес Газпрома, Сбербанка, Роснефти так уж плох?
Представьте, что недвижимость упала в цене в десять раз. Конечно, все кинулись бы ее покупать, а не продавать. Подешевевшие акции продают от непонимания внутренних механизмов фондового рынка. На графики смотрят как на виртуальные движения, а ведь у них очень серьезная подоплека. В конце концов покупаются и продаются не просто бумаги, а доли в компаниях. При этом во время всеобщей паники кто-то умный сидит и покупает активы за бесценок, ведь жадность и страх — основные двигатели фондового рынка. Так, например, на днях иностранный инвестор приобрел три процента акций Сбербанка. Он просто дождался, пока бумаги будут продаваться за бесценок, и купил их.
Долгосрочные инвесторы вообще не должны реагировать на краткосрочные движения рынка. Всегда за бурным ростом идет резкое падение и наоборот. Этого стоило ожидать. Зарабатывать на резких краткосрочных движениях рынка — удел спекулянтов.
Все-таки торговать можно даже на здравом смысле, а он один: купить дешевле, продать дороже. Трудно даже предположить, что российские индексы смогут подешеветь еще больше. Наверно, это будет просто очередной халявой для нас, второй шанс после 1998 года, когда все безумно и неадекватно дешево.
— Но нынешний кризис не похож на 1998 год.
— Они, действительно, разные. По своей сути, внутреннему содержанию и причинам, но цены ведут себя очень схоже. Здесь интересней не то, насколько и почему упали, а что будет происходить после. Кстати, заметьте, в августе 1998 года, когда во всеуслышание объявили о дефолте, рынок достиг дна. Можно предположить: раз нам наконец-то сказали, что в стране кризис, то это уже дно. «Покупай на слухах, продавай на фактах. И наоборот». Эта аксиома всегда работала.
— Однако Кудрин недавно напророчил еще и гонку девальваций.
— Я вообще не слушаю, что говорит наше правительство, а тем более не руководствуюсь этим при принятии решений на фондовом рынке. Слишком часто реальность расходится с тем, что говорили. На Западе за подобные громкие заявления могли бы и наказать, а у нас почему-то позволяется «брякать» во всеуслышание.
Пришли в чистое поле
— Как вы оцениваете уровень конкуренции на приморском рынке инвестиционных услуг?
— Еще год назад мы говорили, что он низкий. Теперь при оценке региона конкуренция во Владивостоке считается достаточно высокой. Даже банки стали более активно продавать свои инвестиционные продукты.
— До открытия во Владивостоке представительства «Финама» у вас был собственный инвестиционный опыт?
— В 2004 — 2005 гг. я работал в Москве, где довелось вплотную столкнуться с фондовым рынком, пощупать, проникнуться им. Понял, что во Владивостоке свободный плацдарм для инвестиционного бизнеса. Помогли и второе высшее образование по специальности «финансы и кредит», и предыдущий опыт организации собственного бизнеса, где тоже приходилось работать с деньгами.
Так как у меня уже был инвестиционный опыт, вернувшись во Владивосток, провел переговоры с холдингом «Финам». Конечно, на этом этапе еще изучил другие федеральные компании и их возможности, но решил сотрудничать с «Финамом», так как его политика регионального развития была понятной и выгодной. Когда стал партнером «Финама», полностью перешел в этот бизнес, а остальные проекты оставил курировать своим партнерам.
— Боялись, что местное население не заинтересуется фондовым рынком?
— На тот момент в Приморье работали небольшие инвестиционные компании, но масштаб у них был не тот. Так что когда мы сюда пришли, то оказались практически в чистом поле. Риск был: в рейтингах по инвестиционной привлекательности Приморье лишь в третьем десятке. Отдаленность территории, недоверие властям, постоянные «междоусобные войны» и передряги отталкивают федеральные компании от нашего края.
Конечно, тяжело было раскачивать местный рынок и людей. Пришлось много заниматься популяризацией фондового рынка. Однако мне всегда нравилось что-то организовывать, созидать и работать не так, как все. Я в чем-то рисковал, организовывая здесь представительство, но, к счастью, основные риски уже позади.
— Вы — экстремал?
— В молодости мог себя таким назвать. В свое время и правда перепробовал многие виды спорта, дайвинг например. Очень люблю погружаться с аквалангом, а без него — еще больше. К тому же закончил военно-морское училище, а родился в семье потомственных рыбаков. Мой отец — полный кавалер трех орденов трудовой славы. Династию я, конечно, не продолжил, но на какое-то время моряком стал, правда военным. Хотелось бы прыгнуть с парашютом, но пока не хватает времени.
Сегодня мой экстрим — это бизнес, в него я ушел с головой. Вот кризис пройдет, и можно будет отдохнуть, может, и с парашютом прыгну. А сейчас не время расслабляться, к тому же свой отпечаток накладывает и работа с Москвой, от большой разницы во времени сильно устаешь. Но я офицер, хоть и в запасе: надо, значит, надо.
— А почему решили завязать с воинской службой и занялись бизнесом?
— Я уходил из армии в то время, когда ее сильно лихорадило. Было похоже, что руководство страны не особо понимает, зачем ей вооруженные силы, поэтому постоянно проводились какие-то эксперименты. Меня, например, несколько раз сокращали и переводили на другое место службы. С подводной лодки в органы военных сообщений, а оттуда в погрануправление. Таких, как я, были тысячи.
После того как я в третий раз попал под сокращение, мне эта чехарда надоела, и в тридцать три года я ушел на пенсию. Благо выслуга у меня тогда уже была. Занялся собственным бизнесом. Конечно, набивал шишки, набирался опыта, вникал в коммерческую работу, но выработанное в армии умение выживать и трудиться помогли мне, как и многим моим однокашникам, устроиться в гражданской жизни.
