Андрей Конов: «С теми, кто остался в живых, у нас уважительные теплые отношения»

Андрей Конов, председатель Тихоокеанской коллегии адвокатов Приморского края, помнит, как в Приморье зарождалась оргпреступность. В далекие 80-е, будучи милицейским опером, он боролся со знаменитой «третьей сменой». Сегодня Конов руководит специалистами, чья задача защита обвиняемых. И многие из тех, с кем когда-то боролся Конов, теперь его клиенты.

О кризисе

— Андрей Юрьевич, отразилась ли тяжелая ситуация в экономике на адвокатской практике? Каких дел стало больше?

— Во-первых, заметно увеличилось общее количество дел. В самый пик, перед Новым годом, наши адвокаты участвовали в рассмотрении до двадцати арбитражных дел в день. И сейчас тоже напряженный график.

Доминирующим направлением нашей коллегии является оказание юридической помощи участникам внешнеэкономической деятельности (ВЭД). Парадокс! Грузопоток в последние месяцы резко сократился. Если раньше контейнеровозы приходили во Владивосток с 300—500 контейнерами на борту, то сейчас возят 50—70. Зато дел, связанных с привлечением участников ВЭД к административной ответственности и спорами о незаконных действиях таможенных органов, стало больше.

— В чем причина?

— Причин много. Одна из основных — это злободневная для всех правоохранительных органов проблема отчетной статистики. Одним из основных оценочных критериев эффективности труда таможенников является объем собранных ими таможенных платежей.

У таможни сейчас сложное время: платежи от экспорта иномарок они потеряли, общий грузопоток упал. Чтобы улучшить показатели, они вынуждены делать упор на завышение таможенной стоимости товаров. Доходит до того, что таможня корректирует платежи на однородный товар в рамках одного контракта. И мы идем в суд и доказываем, что это неправильно.

Иногда нам удается изменить традиционную судебную практику. Например, ранее таможня не воспринимала контракты, на которых с китайской стороны стояла не подпись от руки, а факсимиле. Для таможни это было основанием завышать цену товара и увеличивать общий таможенный платеж. В течение полугода мы ездили в Хабаровск в Федеральный арбитражный суд ДВО и выиграли ряд однотипных дел, что явилось основанием для большого количества жалоб во всевозможные инстанции. И сейчас таможня принимает такие сделки как нормальные.

— Наверное, дел о банкротствах и взыскании просроченных долгов тоже прибавилось?

— Думаю, в ближайшее время их количество возрастет. Но пока еще идет «инкубационный период». Многие надеются получить свой долг, не обращаясь в суд.

Одалживать деньги — это наживать себе проблемы. Мой товарищ говорит: «Ко мне приходят, плачут и просят дать в долг, а я в ответ тоже плачу и не даю».

— Как, по-вашему, стоит ли сейчас участвовать в долевом строительстве?

— К нам иногда обращаются люди с проектами договоров о долевом строительстве и с просьбами их ревизовать. Мы во всех случаях корректировали эти договоры, поскольку в каждом из них был заложен механизм ухода застройщика от ответственности. И каждый раз после этого юристы компаний-застройщиков их исправляли. Мое отношение к участию в долевом строительстве в сегодняшнем его виде — отрицательное. Это риск.

— А на уголовных делах кризис как-то отражается?

— Поток дел тоже увеличивается, поскольку из-за безработицы и снижения зарплат возросли социальные предпосылки для имущественных преступлений.

Вы представьте себе конец года в милиции. Начальник требует отчетные документы о раскрытии преступлений, подчиненные вынуждены бороться за хорошие показатели всеми возможными способами. Иногда и за счет фальсификации доказательств. Их задача — любой ценой «раскрыть» и запихать дело в суд. При этом качество предварительного следствия не выдерживает никакой критики. Но, несмотря на это, мы имеем всего лишь 0,4% оправдательных приговоров. Представляете?

То есть судья, чтобы не совершить ЧП (а оправдательный приговор в наших судах расценивается как ЧП), вынужден сам делать «работу над ошибками» следствия, закрывать глаза на такие обстоятельства, которые неминуемо должны приводить к оправдательному приговору. В любой цивилизованной стране многие из таких дел до обвинительного приговора не дошли бы. Я думаю, у нас порядка 80% уголовных дел нельзя назвать качественно расследованными.

Но и сотрудники милиции тоже страдают в результате погони за хорошими показателями. Фальсификации нередко раскрывают, их привлекают к уголовной ответственности. Был случай, когда начальник угрозыска Владивостока, очень уважаемый человек, получил судимость за фальсификацию доказательств и отбывал наказание по месту работы.

О «третьей смене»

— В конце 80-х вы были милицейским опером, боролись с оргпреступностью, в частности со знаменитой «третьей сменой». Интересное было время!

— Лихое было время. «Третья смена» в основном занималась теми, кто не побежит жаловаться в милицию. Либо это были «швырки» продавцов автомобилей, либо грабежи «спекулянтов», в роли которых обычно выступали моряки, привозившие сюда джинсы, часы, автозапчасти. Из потерпевших заявления мало кто писал. Мы были неплохо осведомлены, кто из бандитов что совершил, однако первейшей задачей для нас было уговорить человека написать заявление.

Мы в те времена с каждым потерпевшим возились как с маленьким ребенком. Не то что сейчас. Несмотря на отсутствие законодательной базы, мы тогда и охраняли их, и прятали, вообще все делали, лишь бы дело в суд ушло.

— А позже вы сталкивались с участниками «третьей смены», ведь Владивосток город небольшой?

— С теми, кто остался в живых, у нас уважительные, даже теплые отношения. Многие из них стали нашими клиентами. Сейчас это респектабельные люди. И по мышлению, и по поступкам. Серьезные бизнесмены, руководители предприятий, даже федеральные чиновники. Теперь они у меня вызывают уважение.

Жизнь меняется и люди тоже. Сначала они в «Крестном отце» увидели что-то одно. А потом поняли, что прав был дон Корлеоне, когда говорил, что юрист с портфелем в руках это куда большая сила, чем сотня бандитов с автоматами. И это хорошо, что разборки с битами на Спортивной сменились оппонирующими разговорами в судебных залах. Все от этого только выиграли.

Между прочим, и тогда, много лет назад, у них были определенные принципы. Они были людьми слова. «Юрьевич, вчера у твоего сотрудника пропал пистолет и удостоверение, завтра приходи туда-то, забери». Я приходил и забирал. Они нетерпимо относились к «махновщине», так они это называли, — когда какую-то бабушку ограбили или стекла разбили. Внутри их организаций поддерживался известный порядок. Если человек уходил от жены, оставив ребенка, и в дальнейшем ему не помогал, то он становился изгоем для этого сообщества. Только поймите меня правильно! Я не хочу восхвалять преступную романтику, но определенного уважения эти люди заслуживают.

О судебной системе

— Как вы оцениваете реформу судебной системы?

— Я бы сравнил ее с ямочным ремонтом дорог. Каждый год он у нас происходит в одних и тех же местах, на одних и тех же ямах. И каждый результат не лучше предыдущего. А для результативности реформы есть все необходимое — это Конституция РФ. Однако основные конституционные постулаты сейчас не работают.

О каком беспристрастном суде мы можем говорить, когда обыватель видит, что прокурор ногой открывает дверь в кабинет судьи, заходит, по-приятельски беседует? Адвокат тем временем в коридоре ждет, когда его вызовут на заседание с участием этого же прокурора. Пока представители судейского корпуса позволяют себе такое, никакого продвижения судебной реформы не будет. Хотя какие-то достижения есть. Все-таки для проведения обысков в жилище и для заключения под стражу у нас сейчас требуется решение суда.

— Насколько успех или неудача исхода судебного процесса зависят от адвоката?

— Я категорически отрицательно отношусь к так называемым карманным адвокатам. Адвокат должен работать в угоду своему клиенту в соответствии с законом. Он не должен по щелчку пальцев представителя правоохранительных органов становиться молчаливым присутствующим, «фикусом в углу». Такое молчание порождает определенные юридические последствия, когда человеку, давшему показания в присутствии адвоката, невозможно от них отказаться. С такими адвокатами и результат отрицательный. Им не место в нашем сообществе.

По поведению адвоката на следствии и в суде сразу видно, насколько он активен. Конечно, не надо лезть во все, не вдумываясь. Когда адвокат задает вопрос, надо предвидеть на него ответ. Если не уверен, что ответ будет нужный, лучше такой вопрос не задавать. Но когда адвокаты разумно используют закон, применяют выверенную тактику осуществления защиты, они всегда добиваются необходимых результатов.

— С чего бы вы посоветовали начинать свой путь в профессию сегодняшним студентам юрфака?

— Нужно побороть юношескую лень и учиться, учиться... Только так. А на третьем—четвертом курсе надо начинать работать потихоньку. У нас в коллегии немало студентов старших курсов. После практики их взгляд на постную теорию становится совершенно иным. А я к ним отношусь как к десантникам — с неба сразу в бой. Пришел студент, посмотрел материалы дела — и в суд. Пусть обретает практические навыки.