Через рисование города я волей-неволей начинал понимать, что для меня в архитектурном процессе важна именно «картинка города», его «режиссура». Когда я смотрю на свои работы, работы своих коллег, меня в первую очередь интересует, как это может быть зафиксировано глазом или, может быть, рукой человека, который идет по улицам и воспринимает город как череду меняющихся мизансцен. Именно эта череда меня поражает в Петербурге. А теперь и во Владивостоке.
Дом, который я видел из своего окна в Санкт-Петербурге, я рисовал бесконечное количество раз. Эта «картинка дома» иллюстрирует основные мои ценности в архитектурном искусстве — это не ценность уникальной формы, уникального скульптурного силуэта здания, хотя такие задачи тоже часто перед нами стоят. Это ощущение, что обычный куб, встроенный в структуру улицы, обладает некой поверхностью. Он становится той частью архитектуры, которая не достойна того, чтоб на нее смотреть. Но город ведь имеет две стороны: контрастное переживание лицевой, парадной части города и части, которую ты находишь где-то во дворах. Я безумно люблю эту другую сторону в Петербурге и с удовольствием нахожу ее в других городах. Она очень сложна своей пространственной игрой.
Мои работы связаны с «пониманием» города как сочетания двух его частей. Для меня это и есть современное прочтение города, мне всегда интересно, как это сделано, из какого материала, какими средствами созданы эффекты эфемерности и материальности. В этом смысле на меня лично огромное влияние оказала архитектура древних русских городов. Поэтому одна из двух церквей, которую я реализовал в 100 км от Берлина, как раз обладает тактильностью, в ней нет ни одной лишней детали — новгородский стиль, кубическая архитектура, лишенная деталей, сочетание прямоугольника, куба и полукруга.
Надо сказать, что все архитекторы, которые учились в Петербурге, немного несчастны, потому что им всегда приходилось объяснять, почему они не могут сделать так, как, например, здание Санкт-Петербургской академии художеств. Это здание безумно тактильно, оно играет своей массивностью, это не маска — это естество.
В один момент я понял, что мне нужно научиться такой архитектуре. Никто из моих учителей, даже самых авторитетных, не мог объяснить, как это сделать, поэтому я обратил внимание на Германию. Первой работой стал проект жилого комплекса в Гамбурге. Для меня стало открытием, что на месте бывшего ипподрома может возникнуть жилой квартал. Вместо того чтобы его плотно застроить, было принято решение оставить огромное парковое пространство и сделать его достоянием этого квартала.
Было много различных проектов, сочетаемое с несочетаемым, где старое соприкасается с новым, внутренние пространства — с наружными. Для меня здание — это всегда «проживание его по вертикали». Первый этаж, безусловно, всегда является общественным, но здание не должно «умирать по вертикали», должно развиваться от этажа к этажу, давать новые, интересные виды, в том числе на окружение. Здание — это повод посмотреть на город с другой точки зрения. И в нашем проекте музейно-театрального комплекса во Владивостоке тоже функция «проживания здания по вертикали». Как в проекте Башни Федерации в Москве — общественные пространства наверху позволяют «прожить здание по вертикали», дают возможность увидеть город глазами этого здания. Именно «сценарий» этого здания, эта тема в архитектуре меня очень занимает.
Пространство — футляр внешних переживаний, который входит в другой футляр — внутренних переживаний здания. «Семья» внутренних пространств, где ты переживаешь внутренний мир каждой экспозиции и в то же время видишь и внешнее пространство здания, то есть сочетание внешнего и внутреннего. Найти «семьи» пространств, сочетать новое и старое, играть контрастами, «проживать здание по вертикали», «проживать» здание через его окружение — это важная часть архитектуры. В нашем проекте музейного комплекса во Владивостоке воплощены все эти постулаты — создание пространств, обращенных к природе, «проживание здания по вертикали». Это способ понять эти здания, увидеть детали, увидеть окружение зданий.
У форм театрально-музейного комплекса есть глобальное историческое наполнение — это как три камня из сада камней, которые дополняют ваш ландшафт сопок. Сам Владивосток выстроен как причудливое сочетание скульптур вдоль ниспадающего к воде рельефа. И я убежден в правильности решения разбивания структуры, они сделали ее более сложной. Мы вписали этот большой комплекс гораздо лучше в тело города, чем если бы это была единая форма. К сожалению, мы имеем определенное соотношение площадей, которое должны получить на территории. Концертный зал должен стать одной из десяти площадок в мире. Исходя из этого, мы понимаем, что требования к этому залу абсолютно другие.
Мы понимаем, что эта архитектура должна хорошо стареть и в то же время быть сделана в рамках разумных капиталовложений. Поэтому все фасады, которые мы предлагаем, с одной стороны, элегантные и насыщены деталями, а с другой стороны, как и конструкция этих зданий, — абсолютно выполнимы. Точность реализации объекта станет залогом его качества. Формы этих зданий мы не хотели делать излишне претенциозными. Мы все-таки из Петербурга, а там шпили зданий обычно заостряются кверху, а не расширяются, как было в одном из проектов наших коллег. Эти легкие завершения, коими являются пилоны мостов, — это важное качество, которое нужно здесь учитывать. Как и многосветное пространство фойе, которое помогает «проживать» по ярусам это здание, видеть внутренний мир экспозиции, а снаружи наблюдать внешний мир — соприкасание переживания человека и окружающего его, в данном случае космического города на рельефе.
