Когда Владимир Пахомов начал понимать, как на самом деле интересно устроен русский язык, ему захотелось об этом рассказывать самой широкой аудитории. В сферу его интересов попал и Владивосток. Почему в живом языке нет ничего установленного раз и навсегда?
— Владимир Маркович, что в русском языке вызывает ваш особый, научный интерес?
— Пожалуй, главные мои интересы — это орфография, пунктуация, культура речи, история орфографии как науки. Но меня привлекает не столько научная деятельность, сколько распространение информации о русском языке. И удачным образом я оказался связан с разными проектами, которые эту задачу решают. Среди них не только портал «Грамота.ру». Это и проект «Тотальный диктант», и подкаст «Розенталь и Гильденстерн», и разного рода радиопередачи, посвященные русскому языку.
Получается, что аудитория знает меня с разных сторон. Где-то я выступаю в ипостаси главного редактора «Грамоты», где-то — председателем филологического совета «Тотального диктанта», а где-то — ведущим подкаста. И очень здорово, что эти проекты дружественны друг другу и так или иначе решают общую задачу — распространения знания о русском языке.
— Говорят, что «Грамота» будет обновляться?
— В этом году наша команда существенно расширилась, и в планах — до конца года перезапустить портал с новыми разделами. Мы сохраним все то лучшее, за что его любят и ценят, но появится и много новых направлений.
Главная наша задача — отвечать на вопросы о том, «как правильно», — как правильно сказать, написать, расставить знаки препинания. Но постепенно пришло желание рассказывать не только о том, «как», но и «почему» — почему именно такие правила орфографии, почему именно так ставится ударение. На «Грамоте» стали появляться многочисленные словарно-справочные ресурсы. Мы начали проводить разного рода просветительские мероприятия, конкурсы и викторины. Лет шесть назад запустили просветительский проект «Грамотные понедельники», куда приглашаем известных лингвистов с научно-популярными лекциями для самой широкой аудитории. То есть у «Грамоты» задачи не только консультировать, информировать о том, что происходит в мире русского языка, но и просвещать, рассказывать, как на самом деле устроен русский язык.
Профессиональный окказионализм
— С чего начиналась ваша любовь к русскому языку? Наверное, в школе вы лучше всех писали диктанты?
— По русскому языку у меня всегда были сплошные пятерки. Из всех предметов это был самый любимый. Но тогда я не понимал, что такое на самом деле русский язык. Как и многие школьники, я думал, что знание русского языка означает знание правил. А у меня было то, что принято называть врожденной грамотностью, хотя не бывает никакой врожденной грамотности, никто не рождается со знанием всех правил орфографии и пунктуации, всех норм языка — здесь дело, скорее, в богатом читательском опыте и хорошей зрительной памяти.
После окончания школы я выбирал между двумя своими любимыми предметами — русским языком и историей. Выбрал русский язык и уже потом, учась на филфаке, работая в «Грамоте», куда пришел после четвертого курса в 2003 г., начал понимать, как на самом деле русский язык устроен, что русский язык и правила правописания — это вообще разные вещи. Что язык не сводится к вопросам о том, «как правильно», что все не делится строго пополам — на норму и ошибки. Что в русском языке бесконечное количество полутонов, переходов, оттенков между понятиями «правильно» и «неправильно», что вообще правильно, неправильно, грамотно, неграмотно — это наши вкусовые оценки тех или иных языковых фактов, а сами эти факты существуют объективно. И нет в живом языке ничего установленного раз и навсегда.
— Получается, что все наши знания о том, «как правильно», актуальны для настоящего времени?
— Пройдет сто лет — и изменения в языке будут уже довольно сильно заметны. Сейчас правильно говорить «библиотЕка», когда-то правильно было «библиОтека». Сейчас «тополь» мужского рода, когда-то он был женского рода. И таких примеров тысячи и десятки тысяч.
Постепенно я начал понимать, как на самом деле интересно устроен русский язык, и захотелось об этом рассказывать самой широкой аудитории. Так и сформировались мои профессиональные интересы.
— О чем вы больше всего любите рассказывать?
— Я очень люблю рассказывать, почему правила орфографии именно такие, какие они есть. О дискуссиях, которые шли в разные годы по поводу изменения правил русского языка. Люблю заглядывать вместе со слушателями моих лекций в параллельную орфографическую вселенную, как я это называю, и порассуждать, как мы могли бы писать, если бы когда-то осуществились бы те или иные орфографические реформы, и почему, например, слово «ночь» без мягкого знака на конце стало бы шагом вперед в развитии нашей орфографии.
Хочется, чтобы люди умели различать язык и правописание, видели это движение, эту стихию, а не думали, что язык — это свод раз и навсегда установленных норм. Очень хотелось бы избавить от такого взгляда носителя языка.
— Вот интересно, есть ли в Приморском крае своя особая языковая специфика, наши условные «куры» и «поребрики»?
— Конечно, такая специфика в Приморье есть, как и в любом регионе России. В каждом городе, области, крае есть какие-то свои слова, которые известны только там или в нескольких соседних регионах. Еще в первый свой приезд во Владивосток шесть лет назад я выучил слово «очкуры». А в этот раз на лекции меня спросили, знаю ли я, что такое «гостинка». Ну и, естественно, это слово мне было знакомо только применительно к Санкт-Петербургскому Гостиному двору. От петербуржцев я слышал его в значении «Гостиный двор». Во Владивостоке оно означает квартиру. Но, пожалуй, «очкуры» — самое яркое дальневосточное слово.
Еще коллеги поделились словом «завертон». И мы, проводя разные мероприятия в рамках «Тотального диктанта», шутили, что иностранное слово «ролл ап» можно было бы заменить словом «развертон» по аналогии с завертоном. Вот такой у нас профессиональный окказионализм в команде.
«Русский язык без заимствованных слов существовать не может»
— Ваша лекция во Владивостоке называлась «От зонтика до джетлага: о разной судьбе иностранных слов в русском языке». В феврале депутаты Госдумы запретили «чрезмерные заимствования» в русском языке. Возникает вопрос: можно ли искусственно контролировать этот процесс — решать, в каком направлении развиваться русскому языку, какие слова использовать, а какие нет?
— На лекции я как раз оттолкнулся от этого закона, который был принят зимой Государственной думой, одобрен Советом Федерации и подписан президентом 28 февраля. В СМИ совершенно некорректно его называли законом о запрете заимствований. Но формулировка о том, что не следует использовать иностранные слова, за исключением не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке, уже есть в федеральном законе о государственном языке Российской Федерации, принятом в 2005 г. То есть еще 18 лет лет назад данную норму закрепили законодательно, и она не то чтобы соблюдается. А нынешний закон добавляет к этому уже существующему пункту ссылку на словари.
Таким образом, все изменения сводятся к тому, что решать, уместно или неуместно заимствованное слово, следует, обращаясь к словарям. Но пока список этих словарей не утвержден, дополнение не сделало этот пункт закона работающим.
— Сможет ли русский язык существовать без заимствованных слов?
— В русском языке иностранные слова по-разному ведут себя. Например, стихотворение Маршака — «Дама сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж, картину, корзину, картонку и маленькую собачонку». Здесь практически все слова заимствованные. Оказалось, что почти все, даже «собака», — это очень древние заимствования с Востока. Если убрать из этого отрывка все иностранные слова или русские слова, образованные от иностранных корней, то останется только «сдавала в корзину» и «маленькую». Все. Вот такая «записка капитана Гранта».
Русский язык без заимствованных слов существовать не может. Нужно дать время языку самому разобраться, какие слова ему нужны, какие не нужны, это невозможно регулировать искусственно. Иностранные слова закрепляются в языке именно тогда, когда в них есть потребность, а общеупотребительных аналогов нет. То есть язык сам исполняет законодательные нормы.
— Как вы относитесь к ажиотажу вокруг книги «Пиши и сокращай» для журналистов, копирайтеров и других представителей пишущих профессий? Иногда в объявлениях о вакансиях пишут: «А кто не читал «Пиши и сокращай», можете не обращаться».
— К «Пиши и сокращай» у меня неоднозначное отношение. Мне не сильно нравится сложившийся в некоторых сообществах едва ли не культ этой книги. Да, там есть ценные наблюдения и полезные советы. Да, действительно, с некоторыми суждениями авторов о том, как стоит улучшить текст путем избавления от лишних слов, нельзя не согласиться. Другое дело, что нельзя воспринимать это как инструкцию для составления любых текстов. Бывали случаи, когда едва ли не к художественным текстам подходили с такими же критериями. А ведь это совсем другое дело.
И здесь, конечно, очень важно эту книгу правильно применять, не распространять то, что в ней говорится, на художественные тексты, и помнить, что не всегда все может быть по шаблону. Где-то авторская индивидуальность должна присутствовать даже и в таких газетных, рекламных текстах, которым посвящена книга. В общем, слепо доверять ей не стоит. Но, конечно, совершенно бесполезной я бы ее тоже не назвал.
Описывать меняющийся мир
— Растет или падает уровень нашей грамотности сегодня? Что показывают результаты «Тотального диктанта»?
— Это один из самых частых вопросов. Распространено мнение, что уровень грамотности носителя русского языка падает. Очень многим хочется увидеть подтверждение этому. Но так считали всегда, и 30, и 50 лет назад. Если бы он действительно все это время падал, сейчас уже не было бы ни одного грамотного человека.
На самом деле нет, он не падает, а результаты «Тотального диктанта» не показывают ни роста, ни падения грамотности, потому что очень сложно сравнивать — тексты каждый год разные, даже один текст состоит из нескольких частей. И мы стараемся сделать так, чтобы они были примерно равны по сложности, но, поскольку имеем дело с художественным текстом, написанным разными авторами, невозможно идеально выполнить эту задачу. Соответственно, в один год будет больше сложных слов и меньше пятерок, в другой — наоборот.
— А если сравнивать результаты постоянных участников диктанта?
— Здесь мы видим, что постоянные участники нашего проекта, конечно, гораздо больше узнают о том, как устроено русское письмо, о правилах правописания. Филологам, ведущим курсы подготовки к диктанту в разных городах, прекрасно известны примеры людей, которые приходят к ним из года в год и, в общем-то, тоже уже наизусть знают все справочники по правописанию, могут не хуже профессионала ответить на вопрос, какие где ставить знаки и в соответствии с каким пунктом справочника. Так что постоянные участники «Тотального диктанта», действительно, повышают свой уровень грамотности. Ну а измерить его в целом по стране невозможно, потому что, к сожалению, пока еще не все сто процентов носителей русского языка пишут «Тотальный диктант», хотя мы идем в эту сторону. А кроме того, как я уже сказал, невозможно сравнивать разные тексты, написанные в разные годы разными авторами.
— В экспертном сообществе многие считают, что русский язык развивается и даже обогащается, находя другие формы выражения, мемы например. Так ли это?
— Действительно, вряд ли найдется лингвист, который скажет вам, что с русским языком происходит что-то негативное. Это, как правило, обывательская оценка, и я сейчас не вкладываю никакого плохого смысла в слово «обыватель», а имею в виду оценку неспециалиста, который делает вывод о том, что с русским языком происходят какие-то негативные процессы, на основании наблюдений за изменениями ударений, значением слов, появлением новых слов.
Неспециалист скажет: «Это деградация и порча языка». А лингвист скажет: «Помилуйте, ну а что в этом особенного? Было «дружИт», а стало — «дрУжит», было «варИт», а стало — «вАрит». Просто вы, дорогие носители языка, об этом не знаете. Вы пришли в этот мир, когда в языке уже считалось правильным говорить «дрУжит», «цЕнит», «плАтит», «кУрит», «кАтит».
— «Кремы» или «крема»? Извечный повод для баталий в Интернете.
— Старое удаление «крЕмы» постепенно вытесняется новым ударением «кремА», как сто лет назад «поездА» вытеснили «пОезды». Утверждалось, что говорить «поездА» безграмотно, а грамотно говорить «пОезды». Стоит ли удивляться, что на наших глазах подобный процесс происходит с другими словами? Пока правильно говорить и писать «кремы», но очевидно направление движения в сторону ударения «кремА», и рано или поздно этот вариант станет нормативным.
— Удивительно наблюдать, как рождаются новые слова.
— Часто, осваивая иностранные слова, русский язык образовывает от них новые. Так голландский «зондек» стал нашим «зонтиком». Русское ухо воспринимало «ик» как суффикс, и от «зонтика», путем отсечения этого суффикса, образовалось слово «зонт». То есть парадоксальным образом слово «зонтик» заимствованное, а «зонт» — исконно русское. Вот такие есть удивительные примеры.
Лингвисты об этом знают и поэтому говорят, что язык живой, он меняется, развивается, обогащается, и все то новое, что появляется в языке, это интересно, это очень здорово, это показывает, что он откликается на вызовы времени. Мир не остается прежним. И язык должен меняться, чтобы описывать меняющийся мир.
