Свой жизненный путь и карьеру предприниматель Павел Гулевич не случайно, наверное, меряет по периодам экономической нестабильности в стране, которые отражались и на нем, и на бизнесе. Сегодня он, выращивая на селе клубнику, считает себя счастливейшим человеком, который просыпается под пение птиц и дышит чистым воздухом. А вот состоянием дел в своем хозяйстве и в агропроме Приморья в целом фермер доволен не очень.
От кризиса до кризиса
— Павел Викторович, откуда у выходца из семьи военных любовь к работе на земле?
— Отец служил в Западной группе войск. Я родился в городе Магдебурге, через два года мы переехали в закрытый военный гарнизон города Дальнереченска. Зацепили там конец 90-х, когда в стране была разруха, а в армии так подавно. Тягу к работе на земле привили родители, у которых постоянно имелись хозяйство и огороды, а я им всегда помогал.
В Дальнереченске закончил 12-й лицейский военно-морской класс. Должен был поступать в ТОВММУ, но не получилось, пошел в городской филиал ДВГТУ, на факультет прикладной математики и экономики.
— Когда вы проявили интерес к торговой деятельности?
— Учился на договорной основе, семья не могла себе позволить оплачивать обучение, ведь кроме меня в семье были две сестры. Потому с первого курса приходилось совмещать очное обучение с работой.
В 17 лет я устроился в компанию «Сибирская корона» («САН ИнБев»). Две недели проработал грузчиком, месяц прокатался мерчендайзером. Затем получил водительское удостоверение, и меня назначили торговым представителем. Еще через три месяца к нам приехали бизнес-тренеры. Проводили семинар и параллельно — скрытый тест на профпригодность. По итогам, несмотря на мою неопытность и молодость, меня назначили супервайзером. Напомню, в те годы «Сибирская корона» считалась одним из известнейших в стране пивных брендов и активно развивалась в Приморье.
Когда поступил на четвертый курс, обнаружил, что скопилось сумасшедшее число несданных зачетов и экзаменов. Стояла угроза отчисления, потому пришлось уволиться. Сразу компания меня не отпустила, еще с полгода поработал с брендингом по сегменту HoReCa, занимался установкой пивного оборудования. В то время в Дальнереченске массово открывались увеселительные и игорные заведения.
Потом меня нанял на позицию супервайзера в Лесозаводске и Владивостоке «Михайловский бройлер». Затем — кризис 2008 г., стало сложно с работой, жильем, всем остальным. Переехал в Уссурийск на должность продавца-консультанта в «ШинТопе». Через два месяца возглавил два магазина компании в городе. Но где-то в 2012 г. «ШинТоп» свернул свою деятельность в городе.
Занялся собственным автобизнесом: запчасти, шины, диски, колеса. Очередной кризис, неурядицы, из-за не совсем порядочных партнеров образовались огромные долги. Передо мной встал вопрос: куда идти? Имея опыт работы в розничных сетях, направился в сельское хозяйство, где вел несколько проектов по пищевой переработке.
— Судя по вашему послужному списку, нередко вы выступали как антикризисный менеджер. Расскажите про этот опыт…
— В 2018 г. меня наняла компания «Дубравушка», известная тогда сеть магазинов. Торговали они собственной продукцией, которую выпускали ферма и молокозавод в поселке Западном, цех по производству полуфабрикатов во Владивостоке. У «Дубравушки» не все было хорошо на то время: и с качеством продукции, и с работой розничных магазинов.
Передо мной стояло два варианта. Самый простой и очевидный — аккуратно закрыть компанию. Второй — сделать так, чтобы старые клиенты вернулись к нам, как прежде, радовались вкусным и качественным продуктам. Четыре года я «воевал» внутри «Дубравушки», выстраивал бизнес. Многое получилось. Мы вышли на неплохие финансовые показатели, о нас вновь заговорили. Компанию стали приглашать на различные мероприятия, выставки, мы брали призовые места на конкурсах продуктов.
Затем нашлись желающие приобрести бизнес, собственники «Дубравушки» решили компанию продать. После реализации я перешел на работу к новым собственникам. Но после того, как они не выполнили передо мной своих обязательств, уволился.
Прежние собственники «Дубравушки», памятуя о моих антикризисных успехах, пригласили меня на объект в Новосибирскую область. Там надо было либо реабилитировать, восстанавливать либо ломать и строить нечто новое. Около года я занимался созданием зернового терминала. Проект я сдал в том виде, в котором от меня требовали. Продлевать контракт не стал, поскольку собственники хотели слишком многого. На терминале существовали недоделки в системах оповещения, безопасности, пожаротушения, они попросту не работали, как положено.
Притом собственники решили запускаться — «начнем, а по дороге доделаем». Я же такую ответственность брать на себя не захотел. Работало на терминале порядка сотни человек, да еще и действовал мельничный комплекс, это пожароопасный объект.
— В общем, по итогу, как многие, вы с запада вернулись в Приморский край?
— Были варианты остаться в Новосибирске. Регион интересный с точки зрения развития почти любого малого бизнеса. Рядом со столицей Сибири много небольших моногородов, где до сих пор все настолько отсталое и неразвитое, советское. Нормальных кафешек, транспортных, строительных компаний попросту нет. Остается только занимать свободные доныне ниши и зарабатывать, непаханое поле.
При этом, знаете, сомнительное удовольствие жить в месте, где снимаешь сапоги в июне, а в августе надевать снова. Хотелось побольше лета и моря, категорически не хватало обычной морской рыбы в магазинах. Даже обыкновенной нормальной наваги не купить, что дико раздражало. В общем, адаптироваться к Сибири я и моя семья не смогли. В Приморском крае под боком — тайга, море, охота, рыбалка. Конечно, важный фактор — здесь родные и близкие.
Незакрытые вопросы
— Почему по возвращении в родные края решили заняться ягодой?
— Сыграли свою роль два фактора. Изначально привитая любовь к земле и моя сестра Елена Анисимова, которая занималась выращиванием клубники в «Приморской ягоде». Сестра — духовный вдохновитель, научный куратор со всем своим знанием и опытом, что немаловажно. Я же основной работник. Наверное, сегодня самый счастливый на свете человек. Просыпаюсь в деревне, вокруг покой, птички поют, никто не греет голову вопросами и телефонными звонками.
— Насколько выращивание клубники — интересный для вас бизнес?
— В нынешнем году мы собрали 40% от того, на что рассчитывали. В денежном эквиваленте запасов нет, все идет на распашку, закупку материалов и удобрений. Кто-то считает, что ягодный бизнес высокомаржинальный. Никто не думает, что розничный рынок Владивостока насыщен клубникой по 1200 руб., а куплена она у производителя за 350 руб.
Фермеры, как мелкие хозяйства, в принципе никому не интересны. Заметьте, на городской площади Уссурийска белорусам дают без всяких вопросов стоять с шатрами и продавать сыры и колбасы. Мы, ягодники, бегаем по городу и тщетно пытаемся куда-то воткнуться. Раньше, когда на городской площади проходила ярмарка, трафик шел сумасшедший, толпа шла целенаправленно закупаться, клубника уходила на ура.
Премьер Михаил Мишустин указал, что отечественные сельхозпроизводители должны иметь право на реализацию свой продукции, где им удобно. По факту эта возможность сходит на нет в связи с препятствиями, которые плодят местные власти своими нормативными актами и предписаниями. Сегодня с реализацией плохо. Потому в розницу уходит небольшой объем, многое поступает перекупщикам, азиатам, кавказцам. Те перепродают нашу продукцию, зарабатывают две цены, не прикладывая никаких особенных усилий.
Между прочим, рабочий цикл у ягодников начинается с подготовки к зиме, а заканчивается в июле. Это совсем нелегкий труд и требует целенаправленной работы, в том числе селекционной. Если бы вся наша клубника уходила в розницу, мы бы получали хорошие прибыли и еще могли подумать, куда полученные деньги вложить на развитие. В инфраструктуру, в инновации или куда-то еще. Сегодня наш бизнес на грани выживания. Продаем продукцию, хватает год попитаться, одеться, заплатить за коммунальные услуги. По факту — все. Из года в год одно и то же.
— Вы выращиваете около 20 сортов клубники. На ваш взгляд, есть ли куда двигаться в плане количества и расширения ассортимента? Гектар теплиц — наверное, это не предел мечтаний для антикризисного менеджера?
— Росстат говорит, что потребность Приморья в клубнике — 4 тыс. тонн в год. Все вместе местные производители, по моей оценке, закрывают не более 15–20% этого объема. Вот и сейчас, по окончании активного плодоношения, телефон разрывается от звонков от клиентов, перекупщиков. Вопрос один: где купить клубнику?
На сегодняшний день очень большое количество людей, которые не купили клубнику. Кто-то из кондитеров, частных лиц остался вообще без ягоды. Ее морозят, делают конфитюры и варенье, компоты, все по-разному. Обычно клиенты сидят, ждут, пока ягода упадет в цене. А стоимость не хочет снижаться. Дожди зарядили, ягода портится. Фермерам надо отбить затраты. При сохранении спроса цена сохраняется.
Возможность расширяться, естественно, есть. Нормальный рынок заключается в том, что кто-то уходит сам, кого-то выдавливают. Играет роль человеческая алчность, почти все люди хотят жить немного повкусней. А если рынок в принципе не закрыт, почему бы не развиваться? Но требуется, чтобы сошлось много факторов. Если государство обратит на нас внимание, будет толк. Надо поддерживать тех, кто долго на рынке, работают на результат. Есть и такие хозяйства, которые получили субсидии, проработали пару лет и закрылись.
— Нас уверяют, что на поддержку сельского хозяйства в Приморье тратятся ежегодно миллиарды…
— Единожды мы столкнулись с проблемой по участию в госпрограмме на строительство теплиц. Построили, затраченные средства нам из бюджета не компенсировали, несмотря на неоднократные обращения в краевой минсельхоз.
Чем крупнее компания, тем ей проще подстроиться под большое количество программ. Допустим, они подходят под субсидирование техники. А для нас проблема купить новый трактор за 4 млн руб. даже при компенсации в 50%. Брать деньги у банков? Ну и зачем нам такие льготные кредиты, за которые нужно затем выплачивать проценты? Под агростартап мы не подходим, предприятие не молодое. К приоритетным направлениям, таким как молочное животноводство, свинокомплексы, мы не относимся. Такая ситуация, насколько я вижу, у всех мелких хозяйств — они на грани выживания.
Нет желающих пахать ниву
— Вы по ходу разговора часто нецензурно выражаетесь. Это типично для фермеров?
— Хозяйства в Приморье двигаются только на энтузиазме, насколько я могу судить по своим знакомым. Как только силы у фермера заканчиваются, производство схлопывается. Кстати, ни один представитель краевого правительства за четыре года, что я тут тружусь, к нам не приехал.
Огромная проблема с рабочей силой. В день мы выплачиваем тем, кто готов полоть, копать, собирать ягоду, по 2–5 тыс. руб., что для Григорьевки очень хорошо. Но на селе работать не хотят. Ветеринар не выйдет на ферму к коровам за 60 тыс. — в навоз никого не загонишь. Выпускники Приморской сельхозакадемии предпочитают в белых халатиках в теплых клиниках лечить кошечек и собак за 150 тыс. в месяц минимум.
То же самое — в полях. Нет желающих пахать ниву, как сумасшедший, и пытаться прокормить на небольшую зарплату свою семью. Уроженец Григорьевки лучше пойдет разнорабочим в кафе и будет разносить пиццу, чем залезет в трактор. Вроде как «фермер» еще звучит гордо, а «тракторист» — уже почти ругательное слово.
