Даниил Логачев, судья Тихоокеанского флотского военного суда.
Родился в поселке Ленино Крымской области в семье военного. Закончил Военный университет Министерства обороны в Москве. Сразу после окончания учебы работал следователем военной прокуратуры.
По распределению попал в поселок Заветы Ильича в Хабаровском крае. В 2009 г. переехал во Владивосток.
С 2004 г. является судьей военного суда.
Имя Даниила Логачева особенно часто упоминалось в связи с делом об аварии на АПЛ «Нерпа». Но за годы практики ему приходилось принимать много непростых решений.
— Даниил Александрович, какие дела составляют основную массу вашей работы?
— В связи с вступлением в силу с 15 сентября 2015 г. Кодекса административного судопроизводства такие дела называются административными. Это когда военнослужащие спорят с органами военного управления или воинскими должностными лицами: например, если их лишили денег, привлекли к дисциплинарной ответственности, в связи с увольнением не дали жилье или дали, но не то, какое, по их мнению, положено — вот основной объем нашей работы. На втором месте по количеству — уголовные преступления и административные правонарушения.
— Самое громкое в вашей практике — уголовное дело, связанное с аварией на АПЛ «Нерпа» (8 ноября 2008 г.), когда из-за неправильно сработавшей системы пожаротушения погибли 20 человек. Тяжело ли тогда было принять решение?
— В основном тяжесть была связана с масштабом этой трагедии и большой эмоциональной нагрузкой. Я не про себя говорю, а про то, что происходило в зале судебного заседания, где присутствовало много родственников погибших, которые участвовали в исследовании доказательств. Сторона обвинения представляла суду присяжных свою картину, пыталась доказать вину подсудимых. Отличительная особенность этого дела — сложность ряда процессуальных моментов. Только с четвертого раза нам удалось сформировать коллегию присяжных заседателей.
— Чем были вызваны такие трудности?
— Мы вызываем присяжных из списков избирателей в субъектах страны, где расположены подведомственные нам суды. Приходится рассылать уведомления на 500–1000 человек, и если из этой тысячи откликнулись 30, значит, есть надежда, что коллегия будет сформирована. Не хотят люди идти в присяжные. Возможно, это связано с тем, что правовая культура в России недостаточно развита. Многие боятся — даже те, которые к нам приходят, узнав, чем им предстоит заниматься, часто всеми правдами и неправдами начинают приводить причины, лишь бы отказаться. В случае с делом «Нерпы», когда коллегия все-таки была сформирована, процесс начал продвигаться довольно быстро. И нам удалось обеспечить присяжным условия работы и в процессуальном, и в материальном плане, ведь по закону они имеют право и на бесплатный проезд, и на возмещение расходов, связанных с проживанием, и на возмещение среднего заработка за отвлечение от работы. Дело рассматривали с декабря 2012 г. по апрель 2013 г. — это очень быстро, потому что часто на такие дела уходят годы. Мы вызывали свидетелей из разных регионов, среди них были и высокие должностные лица, командование ВМФ. Это дело рассматривалось во второй раз, и все равно коллегия присяжных заседателей пришла к выводу, что подсудимые — командир подлодки Лаврентьев и матрос Гробов — невиновны, и по закону мне не оставалось ничего иного, как вынести в их отношении оправдательный приговор.
— Но халатность со стороны обвиняемых все-таки имела место?
— Можно долго дискутировать по этому поводу, однако решение в отношении них принято и вступило в законную силу. Причем, насколько я помню, присяжные долгих дебатов между собой не вели — совещались около двух часов, когда принимали вердикт.
— А что за гостайна фигурировала в этой истории?
— В деле был ряд документов с грифом «секретно», поэтому оно и поступило к нам в целях предотвращения утечки секретных сведений, иначе его рассматривал бы гарнизонный военный суд. Обстоятельства самой трагедии никакой секретности, конечно, не имели.
— Занимаетесь ли вы преступлениями, связанными с раскрытием гостайны?
— Да, такие дела встречаются, но ничего особенного, как в фильмах, в них нет. Например, какое-то из воинских должностных лиц не считает нужным самому разрабатывать документы, которые содержат секретные сведения, а поручает это подчиненному, не имеющему допуска к гостайне. Органы военной контрразведки это выявляют, и все — иди, командир, отвечай за то, что привлек подчиненного, а вдруг он оказался бы вражеским агентом? Сам факт, что подчиненному стало известно лишнее — это преступление, хотя, казалось бы, никакого шпиона не поймали — что здесь такого, допустим, карту попросить нарисовать? А между тем нарушитель попадает под процедуру уголовного преследования, и дело, помимо его осуждения, заканчивается чаще всего окончанием военной службы: как правило, командование с такими военнослужащими прощается.
— Дедовщина подпадает под вашу юрисдикцию?
— Это называется нарушением уставных взаимоотношений: например, моряки подрались между собой либо должностное преступление, когда начальник бьет подчиненного. Такие дела военные суды тоже рассматривают. В целом в последнее время военнослужащих по призыву меньше в войсках, и боевые части так или иначе пытаются переводить на комплектование военнослужащими по контракту. Но иногда даже контрактники неправильно понимают свои задачи по отношению к сослуживцам и подчиненным. Такое, к сожалению, бывает и в офицерской среде, и среди мичманов, прапорщиков. По моему мнению, порядка в армии стало больше по сравнению с 2000-ми, не говоря уже о 90-х. Но, к сожалению, неизвестно, когда проблема будет искоренена.
Есть точка зрения, которую я вполне разделяю. Она связана с тем, что армия — это отражение нашего общества. И если в обществе широко распространены тюремная культура, культ насилия, чего удивляться, что в армии они тоже имеют место быть.
— В штрафбаты или дисбаты сейчас отправляют военнослужащих?
— Так они называются в обиходе. По закону это дисциплинарная воинская часть. Насколько мне известно, в России осталось несколько таких частей — ближайшая к нам находится в Чите. Суд имеет право направить туда военнослужащего за совершение ряда воинских преступлений или заменив таким наказанием лишение свободы.
— Случаев дезертирства стало меньше?
— Есть понятие уголовного закона — самовольное оставление части, когда военнослужащий самовольно уходит отдохнуть на время, погулять и возвращается, либо его задерживают. Дезертирство — когда человек покидает службу в нарушение установленного порядка, просто все бросает, выправляет себе подложные документы, скрывается, иногда еще и с оружием. Сейчас это единичные случаи, а вот в 90-е, начале 2000-х их было намного больше.
— Закон стал суровее к нарушителям за годы вашей практики?
— Не могу так сказать. Наоборот, последние тенденции связаны с гуманизацией уголовного закона. 16–17 февраля 2016 г. проводилось Всероссийское совещание судей, участие в котором принимал президент РФ Владимир Путин, и шла речь о том, чтобы освободить от ответственности лиц, впервые совершивших преступления небольшой тяжести. Речь идет о тысячах человек в масштабах страны, которые первый раз оступились и нарушили закон, о том, чтобы не вешать на них ярлык судимости. Сейчас связанные с этим инициативы активно обсуждаются и, возможно, будут приняты необходимые изменения в законах. Не секрет, что иногда такие дела рождаются в погоне за какими-то статистическими показателями.
— А что вы думаете о судебной реформе 2009 г.? Правильно ли, что теперь на судейское кресло в военном суде может претендовать гражданское лицо?
— В 2009 г., согласно изменившемуся законодательству, военная служба в военных судах была прекращена, и действовавшие в то время судьи были уволены в запас. Теперь претендовать на должность судьи могут все граждане, отвечающие необходимым требованиям, чем они активно пользуются. Среди судей военных судов появилось немало женщин.
— Гражданские, да еще и женщины? Вы считаете это нормальным?
— Точки зрения здесь могут быть разные, но, как правило, это те женщины, которые пусть и не имели опыта военной службы, но хорошо знают судебную работу, выросли в аппаратах военных судов с должностей секретарей судебных заседаний, помощников судей и являются настоящими профессионалами. Почему бы им не выставить свою кандидатуру? Но, конечно, предпочтение на конкурсах отдается лицам с опытом военной службы.
— Какие основные сложности есть в работе судьи? Можно ли привыкнуть к постоянному грузу ответственности?
— Самое сложное — именно ответственность. Зачастую от решения судьи зависят судьбы либо разрешение важнейших для человека ситуаций, связанных с обеспечением жильем, увольнением со службы, да с чем угодно! Человек же приходит в суд за решением проблемы и, понятно, хочет, чтобы она была решена в его пользу. Но в ряде случаев ты не можешь оправдать его ожиданий.
Как это влияет на тебя на самого? Наверное, по жизни ты становишься более ответственным, серьезным. Когда оглашаешь приговор, понимая, что подсудимый три-пять лет проведет в местах лишения свободы и военная служба для него закончилась, это всегда нелегко. Но это необходимо делать, это закон, и суды как раз нужны, чтобы он выполнялся для тех, кто заслужил наказание.
