Федор Новиков, советник генерального директора «Нереида», член Общественного экспертного совета по водным биологическим ресурсам и марикультуре.
Родился 30 марта 1951 г. в селе Пограничном Смирниховского района Сахалинской области. В 1974 г. окончил Дальрыбвтуз по специальности «инженер-судоводитель».
До 1982 г. работал в ВБТРФ, занимал должности от четвертого помощника капитана до помполита. Отслужил замкомроты во флотском стройбате во Владивостоке. В 1986–1990 гг. на различных партийных должностях, 1990–1993 гг. — заместитель председателя Владивостокского горисполкома. В 1993–2000 гг. — вице-губернатор, курировал вопросы рыбной промышленности, 2000–2002 гг. — генеральный директор ООО «Востокморсервис», 2002–2004 гг. — директор департамента рыбного хозяйства, вице-губернатор, советник губернатора, 2005 г. — первый руководитель Управления Россельхознадзора по Приморскому краю.
В настоящее время на пенсии.
— Федор Тимофеевич, что более всего запомнилось из вашей рыбацкой биографии?
— Историй много. Я был молодым, неопытным еще первым помощником. Работаем на путине, время идет. Подхожу к капитану: «Собрание пора проводить». «Не спеши, — говорит капитан. — Будет непогода — будет собрание». В шторм, когда промысел останавливался, проводили мероприятия «оптом». Партийное, комсомольское, профсоюзное, собрания бригад и смен. С тех пор говорю: «Нет рыбы — давай собрание».
Вот интересный пример про научный подход к стимулированию производительности и человеческий фактор. Работали на иваси, не знали, как повысить производительность. Посмотрели, как на базах «Дальморепродукта» работает жетонная система подсчета, — внедрили у себя в ВБТРФ. Укладчица набирает банку, кладет сверху номерной жетон. Банка едет по транспортеру, там стоит нормировщик, раскладывает жетоны по ячейкам. Зарплата начислялась по количеству жетонов. Через месяц, хотя оборудование и количество рыбы осталось прежним, производительность выросла в полтора раза.
Вышли на перегруз рыбы, установили нормы. Превысившие ее на 10 тонн получают премию — 5 рублей на члена бригады. Вместо 110 тонн стали выбрасывать по 140. Смена закончилась, построились, объявили результаты, раздали деньги сразу, на руки. На лицах радость!
— Самый, наверное, серьезный сегодня вопрос для рыбаков — как будут распределяться квоты в 2018 году, с учетом выделения 20% «инвестиционных квот». Что думаете по этому поводу?
— Когда квоты стали выделять на долговременной основе, сначала на пять, потом на десять лет, рыболовные компании начали специализироваться, выбирать виды биоресурсов, наиболее привлекательные для добычи. С учетом того, что с 2018?г. квоты распределяются на 15 лет, необходимо будет осваивать в обязательном порядке уже не 50, а 70% квот, усилится борьба за эффективность промысла. Как провести межрейсовый, капитальный ремонт, чтобы не упустить путину? Повысятся требования к науке: когда, в какое время лучше выйти на промысел? Будет продолжаться реструктуризация, процесс поглощения мелких компаний крупными.
Пока мы не видели ни одного серьезного документа (хотя бы проекта постановления правительства), где определен механизм распределения инвестиционных квот. Считаю, что включение сюда всех видов спорно, и вот почему. Есть определенные виды, в первую очередь такие, как краб, креветка, которые осваиваются практически полностью. Допустим, появился богатенький дядя, который построил пароход. И мы у компании, которая занимается промыслом 50 лет, заберем краба?
Считаю, под инвестквоты подойдут объекты, которые не осваиваются вообще или мало: скумбрия, иваси, япономорский кальмар, палтус, лемонема. По Дальнему Востоку это 500–600 тыс. тонн. Другой момент: сейчас объемы квот растут, при этом флот стареет, пароходы выбывают. Пока будут строиться новые суда, а это года три, многие компании не в состоянии будут осваивать 70% квот на минтай, сельдь — их можно переводить в инвестиционные. Также — почему новичкам не работать в Мировом океане, как делали раньше?
— Получается, перераспределение произойдет в любом случае из-за старения флота?
— В 1990-е годы, когда квоты делились каждый год, мы предварительно встречались с вице-губернаторами дальневосточных регионов, договаривались: «Ты мне немного краба, я вам — минтая». В 1996–1997 гг. край вылавливал 1,5 млн тонн рыбы (сегодня всего около 800 тыс. тонн). Но у нас был мощный обрабатывающий флот. За последние 5 лет пришло 2–3 крупнотоннажных парохода, списали на порядок больше. Судов среднетоннажного флота построены единицы. Как будем строить и за сколько? Сделаем корпус, начинка вся будет импортной. Когда на ВСРЗ попытались построить среднетоннажный траулер, он обошелся как большой траулер за границей. Кроме того, пока квоты не стали имуществом, эффект долгосрочного их выделения не работает до конца. Не зря на конгрессе рыбаков представители банков сказали: эти квоты не будут залоговыми, как того ожидали.
— От рыбаков хотят, чтобы они выпускали продукцию глубокой переработки с высокой добавленной стоимостью. Насколько это реалистично?
— Я за то, чтобы в море часть флота работала на себя, выпуская высококачественную продукцию. Но если мы все переработаем там, что будем перерабатывать на берегу? Надо определить градус: какие объекты пойдут на берег, в какой степени будут обработаны. Может быть, мелкий минтай не выбрасывать за борт, а морозить и везти на берег?
При плановой экономике, когда мы солили на плавбазе сельдь, знали, в какой регион она пойдет. А сегодня невозможно продавать много филе в России, оно слишком дорогое для нашего потребителя. Кроме того, в нашей стране нет культуры потребления рыбопродукции. Кто-нибудь вообще считал, сколько рыбы надо россиянам?
— Как вы относитесь к концепции рыбного кластера?
— В 1995 г. был в японском городе Исиномаки. Через порт пропускается 1,2 млн тонн рыбы в год. На мелкоте, на прилове работает более 20 заводов. Люди сидят и вручную режут рыбу, помещают в различные соусы, в полуохлажденном или замороженном виде отправляют в торговлю. Там же работает аукцион для торговли крупными партиями. Вот — спокойная налаженная работа кластера, о котором мы только говорим. С оптовой и розничной торговлей, снабжением флота, переработкой и так далее.
Смотря на наших соседей, мы не должны переносить один к одному то, что там есть. Имеется свой богатейший опыт. Исходя из новых реалий и заявок населения мы должны планировать эту работу. А не так, что соорудим в Суходоле кластер для производства 300 тонн готовой продукции в сутки. Кто ее будет потреблять? В свое время мы строили самые крупные пивзаводы и мясокомбинаты — где это все? Гигантизм закончился.
Сегодня правит рынок. Стратегия развития берегового производства и флота должна подстраиваться. Можно построить пароход-процессор за $ 70–80 млн, а можно судно за 15–20 млн, которое бы только ловило и морозило рыбу. Японцы тоже в свое время так работали. Судно принимало 1000 тонн готового минтая, морозило и отправляло на берег. Тут уже делали все, что хочешь: сурими, палочки, филе. Вообще, торговля — это не задача рыбака. Он дает ту продукцию, которая нужна на берегу. Всегда так было.
— Идет обсуждение нового законопроекта о марикультуре на Дальнем Востоке, который предусматривает, что пользователи сами смогут выбирать рыбоводные участки там, где захотят. Так получится?
— Лучше всего, когда определенную бухту курирует одна компания. Пускай она и нарезает участки. Допустим, компания «Нереида» работает в бухте, где два участка. Сейчас утвердят еще шесть, проведут аукцион. Придут еще шесть пользователей, и все станут работать в одной небольшой бухте? А трепанг и гребешок мигрирует. Как его метить будем?
Кроме того, засаживается не вся акватория, а отдельные ее участки. Условия на дне для устриц, гребешка, мидии, ежа нужны разные. Правильно сказал Юрий Трутнев — участки нужно раздавать тогда, когда они исследованы наукой. Выделили вам кусочек, а там засилье ежа, трепанг и гребешок выращивать нельзя. Зачем вам покупка кота в мешке?
5–6 лет назад уже нарезали, некоторые компании брали и по 20 участков. Но Приморье не получило скачка ни по высадкам, ни по отдаче продукции. На большинстве участков деятельность не ведется. Для марикультуры много чего нужно: специализированные суда типа катамаранов, производство для обработки, кусок побережья. А у нас прибрежной зоной распоряжаются муниципальные образования, они зачастую отданы под пляжи. Вы выращиваете трепанга и гребешка, а собирают отдыхающие?
— Какие вопросы необходимо разрешить прежде всего, чтобы марикультура развивалась?
— Законодательно определить статус рыбоводного участка. У предприятий на суше есть территория, куда проникновение запрещено. Проникать на акваторию запрета нет. Между тем проблема охраны рыбоводных участков стоит остро. Браконьеры работают и зимой и летом, выбивают все, что есть в море. Пограничники говорят — ваш участок, разбирайтесь, как хотите.
Побережья в Приморье предостаточно. Отведите бухты под марикультуру, где не будет никаких отдыхающих, лодок и водных мотоциклов. Идет производственная деятельность, нерест, шума стоять не должно.
Огромную проблему составляет контрабанда трепанга, выловленного в природе, — она рушит рынок. Цену диктуют браконьеры. Хотя браконьерство уменьшается, но не такими темпами, как хотелось бы.
