Павел Руминов: «Менеджер и продюсер — это магические слова»

Он давно живет и творит в Москве. Но вырос в Приморье. Павел Руминов, известный в мире самобытный режиссер, поделился с корр. «К» воззрениями на свою профессию и впечатлениями от нового Владивостока.

— Когда задумываешь воплотить идею в кино, сантименты и рефлексия не нужны вообще. В деньгах как таковых и в вопросах, с ними связанных, нет никакого зла. И я рад, что с каждым новым фильмом оттачиваются и мои менеджерские навыки. Если я верю в свою идею, я должен быть хорошим менеджером. Когда мы очистим слово «менеджмент» от всяческих пошлых значений, мы увидим там нормальный, здоровый английский корень — «вести дела». Так и в слове «продюсер» содержится прекрасный корень — «продьюс», то есть «производить». Отмыв понятия от стереотипной мути, сразу поймем, что менеджер и продюсер — это слова, полные магии.

О творческом начале

— Павел, в юные годы вы работали в «Конкуренте».

— Так и было. Лет 20 назад я пытался писать о кино, составлял рецензии. Помню, как написал рецензию на фильм братьев Коэнов «Бартон Финк», это была для меня своеобразная веха — я пытался что-то формулировать. Впрочем, именно та рецензия так и не вышла в печать. Любопытно сейчас было бы почитать ее.

— Ваш самый первый режиссерский опыт помните?

— Он тоже связан с прессой. После «Конкурента» я работал в газете «Новости». Однажды в рекламный отдел этого издания было закуплено оборудование, очень заинтересовавшее меня, — например, видеокамера «Бетакам» и тому подобные штуки. На том оборудовании я и делал свои первые режиссерские шаги. Тогда у меня уже было определенное желание снимать что-то. Но я три дня не мог осмелиться подойти к руководству со своими идеями. Наконец решился и объявил: мне кажется, что я вполне мог бы режиссировать ролики. Мне ответили: «Что ж, попробуй. Сними-ка рекламный ролик для газеты». Я с воодушевлением взялся за дело. Придумал сюжет: человек пытается повеситься, но вдруг видит свежий выпуск газеты и передумывает кончать жизнь самоубийством. Ролик был черно-белым, по-своему стильным для того времени.

Когда я увидел реакцию людей, ощутил настоящий кайф от этого! А ведь воплощать свои идеи и тем будоражить публику, знаете, — совсем как наркотик. И подсаживаешься на него, видимо, навсегда.

— То есть раньше вы не мечтали о режиссуре?

— С детства видел себя писателем или поэтом. Переводил, писал сам и стихи, и рассказы. Но, вероятно, для писательско-поэтического труда был ленив, поэтому и адаптировал творческие наклонности под эту свою природу. Даже теперь, когда снимаю фильмы, то ощущаю их как собственные книги. По сути, я не режиссер в привычном смысле. То есть я не тот, кто получает от продюсера некие сценарии и делает по ним фильмы. Я снимаю именно свои истории, когда мне самому есть что сказать людям. Затем сам пытаюсь найти продюсера, увлечь людей собственными идеями.

— Чего вы бы не стали делать ни за какие деньги?

— В плане работы — сложно сказать. Но однозначно больше никогда бы не стал встречаться сразу с двумя женщинами.

О вездесущей магии

— Вы часто произносите слово «магия». Что оно значит для вас?

— Когда снимаешь кино, переживаешь очень много магических моментов. Они бывают разными, но объединяет их одно: твоя обыденная рутина, жизненная, рабочая, вдруг в единое мгновение трансформируется удивительным образом. И совершенно неожиданно на площадке начинает происходить что-то такое в творческом смысле, чего ты не мог даже запланировать. Это буквально расширяет тебя, оживляет! Тебе вновь хочется жить, появляется интрига. Вот и с этим моим фильмом, например, был магический момент.

Мы сидели с продюсером Георгием Малковым в «Старбаксе» на Новослободской и обсуждали разное — встреча была непредвиденная. А стоит заметить, что Малков снимает принципиально иные вещи, чем я, у него совсем другое видение мира и процессов, в нем происходящих. При этом он рассказывал мне о своих взаимоотношениях с инвесторами. И в процессе разговора я осознал простую вещь — он чувствует абсолютно то же самое, что и я! Ему, как и мне, хочется независимости, свободы творчества, созидания своих историй. Вроде бы этот продюсер — человек с другой галактики, ни идейно, ни эстетически мы не совпадаем. Но оказывается, мы можем делать общее дело. Мы нашли общий фундамент, как раз на человеческом уровне. Разве это не магия?

— Однако отношения между теми, кто вкладывает в кино, и теми, кто его творит, часто далеки от дружественных.

— Так и есть. Каждый считает, что его идеи лучше, глубже, жизнеспособнее. Глубинный эгоизм не дает услышать другого, и мы не понимаем, почему другой жаждет победы, контроля, превосходства. Или часто люди, которые дают деньги на воплощение киноидеи, начинают давить на тебя только потому, что они дают деньги. Не выстраивая ровным счетом никаких человеческих отношений.

С другой стороны, обидчивость мешает нам на любом уровне взаимодействия. Мы обычно не понимаем, что любая критика — просто часть жизни. Это как история с ценителем вина. Он, разбирающийся в разных сортах, умеющий получить наслаждение от пьянящего напитка, выходя из дома, не взял зонт и проклинал дождь. Но он совсем забыл о том, что дождь необходим иногда виноградникам, дающим миру его любимое вино.

Коснись любой сферы, в том числе и киношной, — тут все в точности как между мужчиной и женщиной. Мужчина — это одно существо, женщина — другое, а вместе они — единое целое. Только оба не понимают этого и постоянно вступают в конфликт, лишая свой союз шансов на плодотворное взаимодействие и гармонию.

— Если бы вам предложили на краткое время превратиться в женщину, что бы вы сделали в первую очередь, будучи в новой сущности?

— Это, вероятно, могло бы быть интересным, но! Полагаю, практического опыта братьев Коэнов, один из которых уже реально стал сестрой, вполне достаточно мировому кинематографу.

О владивостокской сексуальности

— Почему в столице Приморья пока нет внятного намека на развитие кинематографа? Вроде и таланты здесь рождаются, и энергетика, говорят, прогрессивная, и деньги есть...

— Вот не стоит задаваться вопросом, почему что-то не происходит. Лучше спросить, что конкретно надо сделать, чтобы это произошло. Со своей стороны, готов провести три дня с заинтересованными людьми и разложить им все в тонкостях — как организовать здесь киностудию достойного уровня. Вполне реально. Но, похоже, Владивосток не готов к этому. Или он просто не хочет. А может, и не стоит ему пока лишать себя этой девственности? Киноиндустрия, понимаете, это такое дело!

— Почему бы вам самому просто не снять здесь один из фильмов?

— Я серьезно размышляю об этом. Владивосток — тот город, в котором действительно можно и нужно снимать кино. И я уже вижу здесь историю мужчины и женщины.

— Тот Владивосток, где вы росли, и нынешний город — можно ли сравнивать?

— Теперь мне однозначно не хочется уезжать отсюда. Владивосток стал местом действительно более сексуальным и счастливым — не устаю повторять это. Еще мне нравится идея: когда я состарюсь и умру, мой прах развеют здесь, над Тихим океаном. А череп свой я завещаю команде «Луча» как символический футбольный мяч.

Но остаться во Владивостоке прямо сейчас я пока не могу — Москва тоже интересный город, и там живет мой лучший в жизни друг — мой сын.

— Ваш сын бывал во Владивостоке?

— Еще нет. Ему сейчас восемь лет, и он пока не жаждет смотреть кино, подобное тому, что показывают на фестивалях. Обычно он говорит мне: «Я не понимаю, что со взрослыми! Почему, когда люди вырастают, они начинают любить такие скучные фильмы?» Впрочем, думаю, на следующий кинофестиваль во Владивосток я вполне мог бы приехать уже с сыном.