Сергей Лелюхин: «Для решения проблемы криминализации Приморья необходимо устранить предпосылки»

Три года назад Сергей Лелюхин расстался с портфелем главного федерального инспектора по Приморскому краю и вернулся на преподавательскую стезю. Однако умение аккуратно обходить острые темы выдает в нем политического бойца.

— Сергей Егорович, после назначения в 2008 г. на пост ГФИ стали гадать, чья вы креатура: то ли Пушкарева, то ли Дарькина. Чьим же вы были, все-таки должность хлебная?

— Не Пушкарева и не Дарькина. С обоими я познакомился уже после своего назначения. На пост ГФИ меня пригласил лично Олег Сафонов, тогдашний полпред в ДФО. Он привлекал в свою команду специалистов, имевших опыт государственной службы, ученые степени в области экономики, юриспруденции и т.д. Самое главное — люди были компетентные. Такой подход, на мой взгляд, позволил построить крепкий фундамент. По крайней мере, при нем все почувствовали, что в ДФО появился реальный представитель Президента РФ. Что касается «хлебного» места, то единственная привилегия, которую получал ГФИ, — возможность работать по 20 часов в сутки без выходных дней.

— Вы не совершили резких телодвижений, не произнесли громких заявлений. Действовали как-то без шума.

— Не соглашусь. Я регулярно проводил совещания и заседания коллегий по различным вопросам. Также при ГФИ действовала межведомственная комиссия по вопросам развития муниципальных образований. На них я был довольно критичен, и многие на меня обижались. Я не скрывался и не закрывался. На коллегии всегда приглашались представители СМИ. Не часто давал интервью, да. Но, по моему мнению, это была прерогатива полпреда.

Если бы я сейчас вновь занял данное кресло, вел бы себя так же. Единственное, о чем сожалею, что не все вопросы удалось урегулировать. Например, проблему точечных застроек и строительства парковок во Владивостоке.

— В России часто вспыхивает и также быстро угасает борьба со спецсигналами на автомобилях различных чиновников. Как вы относитесь к «мигалкам»? Сами использовали, как, например, нынешний ГФИ по Приморью?

— У нас не Москва, чиновников, имеющих разрешение на «мигалку», крайне мало. Данная проблема для Приморья не актуальна. Не знаю, использует нынешний ГФИ мигалку или нет, а я прибегал к этому всего несколько раз при крайней необходимости. Один из таких примеров — когда произошло ЧП на подводной лодке «Нерпа» и мне требовалось попасть в ЗАТО Большой Камень к ее прибытию. Помню, тогда еще пробка на трассе растянулась от ул. Некрасовской до Артема.

Орбитальные станции и минтай

— Недавно вы встали у руля новой ассоциации в рыбной отрасли.

— Создание ассоциации, на мой взгляд, не прихоть. Ее задачей является возвращение предприятий на те позиции, которые в СССР позволяли обеспечивать рыбаков первоклассными перерабатывающими комплексами.

— А вам не кажется, что в отрасли слишком много ассоциаций? Каждая из них и так тянет одеяло на себя, и появление еще одной — только размоет «рынок» общественных объединений?

— Роль ассоциаций велика и, на мой взгляд, будет только возрастать. Почему? У государства нет возможности напрямую управлять отраслью, все-таки предприятия — коммерческие, и живут они по рыночным законам. Выгодно им продавать сырье за рубеж, будут продавать. В этом случае ассоциации представляют промежуточное звено, являясь добровольным объединением, они координируют целевые установки. Другое дело, что эти установки должны совпадать с задачами государства и общества. Взять хотя бы минтай: Россия — единственная страна в мире, производящая космические орбитальные станции. И что, не в состоянии сама переработать минтай в филе? Это смешно.

Ассоциации должны представлять в первую очередь интересы не отдельных финансовых или бизнес-структур, а предприятий, объединенных по какому-либо производственному признаку: производители оборудования, переработчики рыбы и морепродуктов и т.д. Если они диссонируют с целями государства, то их деятельность должна быть соответствующим образом скорректирована.

— То есть модель управления надо менять?

— Совершенно верно, у государства масса рычагов поощрения и стимулирования. Под «давлением» можно добиться более эффективного использования биоресурсов. Это необходимо еще по той причине, что, по некоторым оценкам, ежегодный неучтенный доход от экспорта рыбы и морепродуктов в России составляет не менее $1 млрд. ОДУ по отдельным объектам добычи превышен почти в два раза, подрывая тем самым природные запасы страны. И если так продолжится и дальше, то скоро добывать станет нечего.
Решить проблему можно, объединив международные усилия. Корея, Япония и США понимают, что они не смогут без запасов в России удовлетворять потребности собственного населения в рыбной продукции. Поэтому надо запретить сбыт незаконно добытой рыбы. Как? Внести изменения в законодательство каждой страны. Так сделали, например, по лесу. И в ближайшее время в США ввезти древесину, если ты не докажешь ее легальное происхождение, будет невозможно. И с браконьерским промыслом рыбы можно разобраться таким же образом. В этом вопросе, впрочем, как и в развитии всей отрасли, нужна только политическая воля.

— Бизнес тоже должен быть готов к переменам, а то излишняя воля государства — и сбегут все в тот же Китай?!

— Не могу говорить за весь отраслевой бизнес, только за членов Ассоциации разработчиков, производителей и поставщиков рыбоперерабатывающих комплексов и оборудования. У руля предприятий сегодня стоят молодые и энергичные директора. Их стиль управления, а главное, видение ситуации в отрасли и пути выхода из нее мне импонируют.

Да, вернуть прежние позиции производителей оборудования — задача сверхсложная. Ведь в настоящее время многие переработчики ориентированы на дешевые импортные аналоги. Но дешевое не значит качественное и соответствующее всем ГОСТам. То же оборудование, произведенное в Китае, не всегда можно применять в пищевой промышленности.

Страна утратила глубокую переработку, а практически вся добытая рыба идет на экспорт. Этим пользуются зарубежные страны. Например, гонконгская Pacific Andes построила в Циндао крупнейший завод по переработке филе минтая, фактически ввозимого из России. Ведь эта компания, по словам Андрея Крайнего (глава Росрыболовства — прим. «К»), контролирует более половины квот минтая в исключительной экономической зоне России. Добывать иностранцам мы запретили, но законодательные лазейки позволяют им работать через юрлиц, имеющих российское происхождение. Надо сместить ориентиры, перенаправить вектор развития рыбной отрасли, с одной стороны, на более интенсивное использование отечественного оборудования, с другой — на возрождение береговой переработки.

Ввести конфискацию имущества

— «Нашу страну погубит коррупция», — сказал один литературный герой. Или уже погубила?

— Россия жива и, я уверен, будет жить долго. Побороть коррупцию можно. Одним из самых эффективных методов является общественный контроль. Как только какие-то противоправные действия получают общественный резонанс, власть и правоохранительные органы не могут не реагировать.

— Декриминализировать Приморский край кто только ни пытался, ничего не получилось.

— Были только попытки… На мой взгляд, для решения этой проблемы необходимо устранить предпосылки. Почему в советские времена коррупции почти не было? Потому что, получив деньги незаконным путем, их невозможно было легализовать. В настоящее время президентом России сделаны серьезные шаги в этом направлении. Введены штрафные санкции, превышающие размер взятки. Но попался один раз, а до этого «получил на руки» сто взяток. Несоизмеримо, не правда ли? А вот если ввести конфискацию имущества и у взяткополучателя, и у его родственников, желание брать поубавится. Кроме того, нужно вспомнить и об идеологии. Настало время для разработки программы антикоррупционного воспитания населения. В этом вопросе важнейшую роль могут и должны сыграть СМИ.

— Можно ли заниматься бизнесом и при этом не зависеть от власти?

— Здесь должно быть скорее партнерство, ведь у каждого свои задачи. Главное, чтобы интересы бизнеса и государства работали на благо общества в частности и развития страны в целом.