Алексей Быков: «Расхищали и раньше, но сейчас больше»

Месяц назад подполковник милиции Алексей Быков, отработав более 12 лет в Управлении по борьбе с организованной преступностью, возглавил Управление по борьбе с экономической преступностью УВД по ПК. В каком состоянии сейчас УБЭП? Как финансовый кризис сказался на структуре экономических преступлений? 

— Алексей Геннадьевич, как вы стали милиционером?

— Мой отец был милиционером, а я пошел по его стопам. После школы получил техническое образование, затем стал рядовым милиционером, техником-криминалистом в Советском РУВД Владивостока, потом поступил в школу милиции и т.д. В УБОП работал практически на том же месте, что и несколькими годами раньше мой отец.

— Как друзья детства относятся к вашей работе?

— С юмором. Мы часто встречаемся. Я оканчивал известную в городе первую гимназию, и многие мои одноклассники добились довольно высокого положения в обществе.

— Вы пришли из УБОП — подразделения, которое себя хорошо зарекомендовало. Зачем его расформировали? Неужели организованная преступность исчезла?

— Нет, не исчезла. При реформировании МВД посчитали просто, что функции УБОП необходимо передать другим подразделениям, уголовному розыску и УБЭП. Мне, отдавшему долгие годы этому подразделению, конечно, было тяжело с ним расставаться. Считаю, что это было преждевременное решение.

— Где труднее работать?

— Сложно сравнивать, это разная работа. В УБОП необходимо было выявлять и раскрывать преступления, совершаемые участниками организованных преступных формирований, которые стояли у нас на учете. То есть было очень много оперативной работы с осведомителями, работы на упреждение преступлений. И комплектовали УБОП из лучших сотрудников уголовного розыска. А в УБЭП обычно работают по факту совершенного преступления. Тут меньше оперативной работы, но от этого она не менее важна и ответственна.

— В каком состоянии было УБЭП, когда вы пришли?

— Нормальное рабочее подразделение, со своими оперативными наработками и материалами. Пока в целом коллектив оцениваю положительно, а дальше видно будет.

— Как вы оцениваете уровень коррупции в Приморье?

— Трудно сделать какую-то градацию. Мы прекрасно знаем, что есть бытовая коррупция, с которой граждане сталкиваются в повседневной жизни. Есть латентная коррупция, на высоком уровне, когда в нее вовлечены высокопоставленные чиновники и о которой нередко можно только догадываться. Думаю, что уровень довольно высокий и он вырос. Какой чиновник мог позволить себе большой красивый автомобиль несколько десятилетий назад? Число таких людей было ограничено. Часто даже те, у кого были возможности, не могли этого себе позволить по ряду причин. А сейчас? Возможности появились у многих, в том числе и за счет коррупции, и многие себе в этом не отказывают.

— Но ведь можно это отслеживать за счет декларирования доходов?

— Конечно. Правда, нужно иметь в виду, что сама система декларирования находится на этапе становления. Есть сложности. Например, у нас законодательно никак не закреплено само понятие «коррупция». Есть несколько статей в Уголовном кодексе (дача и получение взятки, превышение и злоупотребление должностными полномочиями), которые условно относятся к коррупционным. До недавнего времени не было законодательных актов о противодействии коррупции, о принципах поведения государственных служащих и т.п.

То есть мы довольствовались только тем, что давал нам Уголовный кодекс, и это усложняло работу.

— По какой информации вы возбуждаете уголовные дела?

— Как по результатам оперативной работы, так и по заявлениям граждан, которые сообщают, что стали жертвами преступников, и по результатам мониторинга СМИ и интернета — ежедневно мне на стол кладется сводка с такими публикациями. Те публикации, в которых сообщается о возможных признаках совершения преступлений, я ставлю на контроль и знакомлю с ними своих заместителей. Зачастую такие данные подтверждаются.

— Финансовый кризис сказался на специфике преступности?

— Стало больше преступлений по присвоению бюджетных средств. Конечно, их расхищали и раньше, но сейчас больше, и, я бы сказал, повысилась квалификация преступников. Это объясняется тем, что негосударственные капиталы стали менее доступны: ведь и банки стали осторожнее выдавать кредиты, уменьшился оборот активов, средств у частных компаний стало меньше. Кто-то приостановил бизнес, кто-то оптимизировал. А госбюджет стабилен. Вот на него и переключились...

— Можно ли как-то оценить эффективность работы милиции?

— Я думаю, что положительной оценкой работы милиции будет улучшение отношения населения как просто к рядовому милиционеру, так и к самой правоохранительной системе. Пока наш труд начальство оценивает по статистике. Но к этим цифрам нужно относиться очень осторожно. За любой цифрой стоят человеческие жизни, люди. Сухие цифры не дают полноты картины. Например, работая в УБОП, оперативник мог в течение трех-четырех лет заниматься разработкой организованной преступной группы, и в итоге ее лидера осуждали по не самой тяжкой статье. И тем не менее это заметно оздоровляло криминальную ситуацию в городе. И совсем другой вариант — это раскрытие за пару часов бытового убийства, когда один сосед-алкоголик по пьянке зарезал другого соседа. А ведь с точки зрения статистики второе преступление весомее.

— Наверно, и в УБЭП есть подобная градация...

— Безусловно. Если говорить, например, о раскрытых делах по взяткам, то в основном размеры этих взяток невелики, и к уголовной ответственности привлекаются должностные лица невысокого ранга. Но это объясняется и объективными обстоятельствами — работа с высокопоставленными чиновниками сопряжена со значительными трудностями. Это серьезные мероприятия и долгий процесс. И уровень защиты в случае возбуждения уголовного дела у них высок. Люди, которые на серьезном уровне занимаются коррупцией, заранее продумывают мероприятия защитного свойства, которые позволяют им маскировать получение взяток или хищение средств. При этом используются такие вещи, которые бытовым коррупционерам, врачам или преподавателям, просто недоступны: например, создание сети аффилированных компаний-однодневок, через которые пропускаются деньги. Конечно, когда идут миллионы, люди могут себе позволить беспокоиться о своей безопасности и усложнить борьбу с такими преступлениями...

— Вы упомянули о доверии граждан. Милиции общественной безопасности — постовым и участковым — без помощи граждан очень тяжело. Но у вашего подразделения все-таки немного другая специфика...

— Нам помощь граждан также необходима, но, к сожалению, ее не хватает. Например, совсем недавно проводились мероприятия по группе мошенников, которые совершали хищения финансовых средств, предназначенных для закупки рыбопродукции. Они сняли офис во Владивостоке, рядом с их офисом были офисы множества других компаний. Однако нам было сложно договориться, чтобы получить хотя бы данные видеонаблюдения, которые позволили бы узнать, когда мошенники появлялись в офисе. Такие проблемы связаны с плохим отношением общества к милиции. Это следует и из данных социологических опросов, и из чтения интернет-форумов. Когда проходила операция по задержанию так называемых приморских партизан, мне было очень тяжело читать местные интернет-форумы, где раздавались различные призывы, вплоть до убийства детей сотрудников милиции.

— И как преодолеть низкий уровень доверия граждан?

— Только честной и бескорыстной работой. Доверие очень тяжело зарабатывается и очень легко теряется. Конечно, милиция подрастеряла доверие граждан и во многом сама в этом виновата. Где-то сотрудники недорабатывают, где-то есть и объективные обстоятельства. В любом случае, надо наверстывать.