Владимир Поляков, главный детский онколог Минздравсоцразвития РФ, доктор медицинских наук, член-корреспондент Российской академии медицинских наук, посетил столицу Приморья в рамках федеральной программы «Равное право на жизнь». В эксклюзивном интервью «К» г-н Поляков рассказал, сколько выделяют спонсоры на лечение больных, и поставил диагноз отечественной медицине.
— Владимир Георгиевич, насколько сегодня реально вылечить ребенка на средства, которые выделяет государство?
— С точки зрения возможностей врачей и медицины в целом при 1-й, 2-й и иногда даже 3-й стадии запущенности заболевания вероятен положительный исход лечения и полное выздоровление. Но все упирается в финансовый вопрос.
Всем известно, что лечение онкологических заболеваний — одно из самых дорогостоящих. Для сравнения: в США из общего объема ВВП на медицину выделяется 15%, из них 1,5% — на лечение онкологических заболеваний. В России в целом на здравоохранение из ВВП выделяется всего 3%, а на онкологию из них — 0,2%. На лечение одного больного ребенка государство выделяет 99 тысяч рублей. Притом, что стоимость одного протеза доходит до $7 — 30 тысяч. Таким образом, государственных средств хватает максимум на 3 — 4 недели лечения, исключая протезирование и поддерживающую терапию.
— За счет чего в таком случае возможно лечение?
— Практически единственная надежда — спонсорство, которое сегодня развивается и приобретает все большие масштабы. 70% расходов на лечение больного покрывается именно за счет благотворительных средств. Но нельзя сказать, что этого финансирования достаточно. Средств не хватает всегда, ведь спонсорство — это, как правило, точечная помощь. К нам поступает больной, мы проводим диагностику и согласно результатам начинаем искать конкретную сумму. Нужен такой-то протез или лекарства — обращаемся в существующие благотворительные фонды, те, в свою очередь, ведут поиск по своим каналам. В итоге на момент операции собирается нужная сумма. Спонсорская поддержка медицинского учреждения в целом нереальна, так как это огромные деньги.
Исключительно за счет пациента лечение произвести невозможно. Также очень редки случаи, когда мецената находят родители или родственники больного. Поиск средств ложится на наши и благотворительных фондов плечи.
— Отличается ли ситуация с детскими онкологическими заболеваниями в Приморье от других регионов России?
— Здесь заболеваемость сопоставима со средним показателем по стране. К более проблемным регионам я бы отнес Ставропольский край, Кубань, отдаленные районы Сибири, где невозможно провести качественную диагностику на ранней стадии, что является фактором более успешного лечения.
В целом в России каждый год диагноз «злокачественная опухоль» регистрируется у 4,5 тысячи детей. Согласно статистике число детей с онкологическими заболеваниями за последние 10 лет увеличилось на 20%. Этому способствуют как ухудшающаяся экологическая обстановка в стране, так и применение более современных методов статистического анализа. Кроме того, сегодня мы имеем возможность диагностировать заболевание на ранней стадии, что также влияет на средние показатели.
— Возможно ли выявить вероятность заболевания ребенка на стадии беременности?
— Нет, пока таких возможностей у современной медицины нет. Японцы проводили скрининговые исследования и детей, и беременных, пытаясь определить какие-то предпосылки. Программа завершилась через два года, она потребовала очень много средств, но результатов не принесла.
Существуют факторы внешней среды, влияющие на вероятность появления злокачественных опухолей у детей. Чаще всего они имеют техногенный характер. Если мать работает на химическом, красильном, бетонном производстве и во время беременности не покидает эту среду, ребенок подвергается риску. Конечно же, имеют значение и вредные привычки будущих мам.
Навсегда отстали?
— Насколько отечественная медицина, в частности онкология, сегодня отстает от зарубежной?
— На данный момент — навсегда. И пока наше государство не пересмотрит финансирование, которое, по самым приблизительным подсчетам, необходимо увеличить как минимум в 10 раз, ситуация не изменится. Большинство наших врачей работают на голом энтузиазме. Ни для кого не секрет, что средний медицинский персонал и врачи сегодня получают меньше, чем водитель транспортного средства. И это притом, что врач несет огромную ответственность за жизнь детей и взрослых. Врачам приходится искать дополнительные источники доходов, а все это сказывается на качестве их основной работы. Ведь даже от того, насколько тщательно вымыты руки доктора или медсестры, зависит результат лечения. Очень многое решают уровень и качество обучения медперсонала. И пока не будет решен вопрос с финансированием (я уже не говорю о зарплате персонала) — нужны средства на диагностику, лечение, лекарства, мы будем отставать от развитых стран.
— Насколько ценятся наши врачи за рубежом?
— Наши врачи везде ценятся, но за рубежом не требуются медики-практики, за границу «утекают» умы и теоретики, специалисты ментальной медицины. У нас был такой период в онкологическом центре, когда в Америку уехали почти все составы лабораторий. Там им сразу выделили все необходимое для качественной организации лаборатории, назначили достойную оплату, помогли с жильем. В Штатах ценят именно мозги и готовы за них платить. Что касается практиков, среди них есть люди, кто уехал и нашел себе хорошее место за границей, но таких немного.
В отъезде за рубеж заинтересованы прежде всего сами врачи, для них это шанс изменить жизнь в лучшую сторону.
— Расскажите поподробнее о программе «Равное право на жизнь», в рамках которой вы посетили Владивосток.
— Программа направлена на внедрение современных технологий диагностики и лечения онкологических заболеваний в медицинские учреждения страны, обеспечение равных возможностей на получение квалифицированной терапии для всех больных независимо от их социального статуса и места проживания.
Образовательное направление является одним из важнейших в программе. В 2006 году обучение региональных специалистов производилось с помощью мастер-классов, которые проводили в регионах ведущие онкологи страны, а также тематических стажировок на базе Российского онкологического научного центра РАМН.
В марте 2006 года программа «Равное право на жизнь» была одобрена Государственной думой. В рамках программы ведущие специалисты в области онкологии посещают регионы, проводят семинары для врачей, проверяют состояние онкологических центров. Наиболее слабые места в их оснащении мы закрываем, выделяя средства на приобретение самого необходимого оборудования.
— Кем финансируется программа?
— Основным финансовым источником является представительство в России швейцарской фармацевтической компании. Все мероприятия проводятся на выделенные ею средства. На данный момент одними из самых состоятельных и прибыльных компаний являются именно фармацевтические. Ведь испытание, внедрение и продажа лечебных, особенно онкологических препаратов, приносят большой доход.
— Государство принимает участие в финансировании этой программы?
— Нет. При желании власти могли бы закрыть проблему детской онкологии за 2 — 3 года. Ведь, по большому счету, 4,5 тысячи больных в год — это не такая огромная цифра, в рамках бюджета страны вполне возможно выделить нужную сумму.
Без оптимизма
— Ваши дети пошли по стопам отца?
— Да, у меня два сына, оба врачи. Старший — маммолог-онколог, младший — химиотерапевт. С одной стороны, меня порадовало, что они стремятся изучать медицину, продолжить династию, так как у меня и старший брат — врач. Но, с другой — я не одобрил их выбор, так как по себе знаю, что сегодня представляет собой существование врача, насколько оно сложное в российских условиях. Мне бы хотелось им лучшей жизни. Из этих соображений было бы целесообразнее идти в юриспруденцию, экономику, иные области, где труд достойно оплачивается. Сейчас ровесники моих детей, выбравшие подобные специальности, уже достигли материального благосостояния.
— Какова сегодня ваша мечта?
— В основном это ближайшие личные планы, касающиеся детей и всей моей семьи. Что касается профессионального роста, то я являюсь членом-корреспондентом Российской академии медицинских наук и считаю это личностным достижением. В целом мечтаю, что чтобы в нашей стране больше ценились работники медицины, как обществом, так и правительством.
— Возможно ли строить оптимистичные прогнозы в области российской медицины и онкологии в частности?
— На данный момент — нет. Все опять же упирается в финансирование: будут деньги — будет оптимизм. Наши хирурги, думаю, лучшие в мире. Я бывал во многих странах и могу сравнивать. Если нам будут даны высокие технологии, мы сможем превзойти всех.
