Иосиф Эйдис: «Добавить бы самоответственности, а еще мозгов чуть побольше»

Многие винят во всех архитектурных «уродствах» Владивостока местные власти. Дескать, чиновникам все равно, что построят в краевом центре, лишь бы их «интерес» был учтен известным образом. Но есть и другие мнения. Архитектор Иосиф Эйдис считает, что в большой мере ответственны и те, кто создает проекты.

Клыки в щербатом рту

— Во Владивостоке появляются весьма спорные, с точки зрения гармонии с окружающим пространством, строения и элементы. Как вы думаете, кто и почему разрешает уродовать город?

– Структура старого города не может оставаться неизменной. Неизбежно появление надстроек, пристроек, более крупных объектов, целых комплексов, архитектура которых будет отличаться от исторической хотя бы в силу применения современных строительных технологий. Важно только соблюсти соразмерность, деликатность, что ли, при вписывании современных объектов в структуру исторической застройки.

Я думаю, архитектор, особенно работая в исторической среде столь своеобразного, выразительного города, как Владивосток, не имеет морального права относиться безразлично к историческому наследию. Это как бы пункт профессионального кодекса зодчего. Конечно, необходим градостроительный совет, который скорее помогал бы, а не запрещал, да и ответственность главного архитектора города должна быть на соответствующем уровне. Но, повторяю, главное — персональная ответственность автора проекта. Ответственность перед людьми и перед собой.

К сожалению, наружная реклама во Владивостоке криклива и назойлива. Впрочем, вспомните улицы 80-х годов. Рекламы — минимум, она идеологически взвешена, проверена соответствующими лицами и органами, утверждена главным художником и согласована в горкоме партии. И — невообразимо тосклива.

Сейчас позволено многое. Добавить бы самоответственности, а еще бы мозгов чуть побольше...

— Есть мнение, что все здания, которые строятся сегодня, — плохи и безвкусны. Вы согласны?

— Нет. Большинство зданий достаточно интересны. Многое из того, что делается, негативно воспринимается жителями Владивостока, потому что непривычна архитектура, размеры. Так, я часто слышу критику в адрес высотных домов. Дескать, они портят внешний вид города. Это мнение ошибочно, но объяснимо. Эти постройки (пока они единичны и расположены бессистемно) резко меняют масштабность застройки, создают масштабный диссонанс, вызывающий у обывателя чувство беспокойства и дискомфорта, что лишний раз подчеркивает величину силы воздействия архитектуры на психику. Но когда эти здания перестанут производить впечатление клыков в щербатом рту, когда их система сформирует силуэт города, на фоне которого историческая отреставрированная застройка обеспечит сохранность человеческого масштаба, тогда чувство дискомфорта сменится ощущением гармонии. Но чтобы настали эти чудесные времена, все мы должны чувствовать себя причастными и осознать свою ответственность.

— Как нужно бороться с такой «архитектурной самодеятельностью»?

— Хорошо бы на каждый дом помещать мемориальную доску с именами людей, которые его построили (архитектор Иванов, подрядчик Петров, заказчик Сидоров, к примеру). Тогда все участники процесса будут к своим произведениям относиться ответственнее.

— Иногда кажется, что все новые строения возводят быстро, не соблюдая элементарных мер безопасности. И последствия не заставляют себя ждать — примером можно считать недавнюю аварию строительного крана.

— Тут дело не в быстроте. Налицо все та же безответственность или безграмотность, впрочем, как и в вопросах архитектуры города. Корни любых безобразий описал еще Гоголь: «В России две беды — дураки и дороги». Эту истину я обычно поправляю: «Плохие дороги — тоже от дураков».

— Будь по-вашему, какое здание вы бы убрали из Владивостока?

— Никакое. Любой дом может преобразиться, если человек доведет его до ума.

Однажды мы с женой проезжали мимо мусоросжигательного завода, и я обратил внимание, что архитектура заводского корпуса очень качественна, объемы очень динамичны и выразительны, но здание находится в жутко запущенном состоянии, выглядит безобразно. Тогда у нас возникла такая идея — проехать по городу и сфотографировать старые здания, находящиеся в плачевном состоянии. Потом виртуально вылечить эти больные фасады, очистить их от безобразных пристроек, покрасить, изобразить благоустройство прилегающей территории и в СМИ провести викторину на тему: «Где эта улица, где этот дом?». Уверен, не многие узнали бы в преображенных фасадах привычные руины.

Здание мусоросжигательного завода, кстати, переделали, вставили стекла, покрасили фасады. Стало намного лучше.

Заказчики и исполнители

— Вы занимаетесь своим любимым делом — архитектурой – 35 лет. За эти годы у вас появилась уверенность, что невыполнимых заказов не существует?

— Заказ, если за него заплатили, можно выполнить любой. В пределах разумного, конечно. И не нарушая принципа ответственности. Работа по принципу «что изволите-с?» не по мне.

— Какое ваше отношение к молодым архитекторам Владивостока?

— «Молодой архитектор» — понятие весьма спорное. Архитектор становится таковым тогда, когда созрел не только профессионально, но и духовно, независимо от возраста.

Ремесло архитектора — это особое искусство, включающее в себя не только чертежи и картинки. У архитектора должно быть особое мировоззрение, особый склад ума. Именно благодаря мировоззрению формируется окружающая среда, атмосфера.

Мастерство архитектора приходит с годами, что не случайно. Чтобы постигнуть жизнь, для которой ты создаешь среду обитания, нужно время. Время и труд. И опыт других воспринять и понять, что ты — далеко не первый, до тебя люди кое-что соображали и умели. И научиться ценить то, что сделано до тебя.

А что происходит у нас? Умный, способный стать настоящим архитектором выпускник вуза приходит в крупную фирму. Там ему заявляют: «Рисуйте то, что велит заказчик». И воспитателем личности архитектора становится заказчик, не имеющий соответствующего образования, часто — культуры и вкуса. Вообще-то должно быть наоборот.

Ведь пациент врача не учит, как нужно его лечить. Самое печальное, что многими этими фирмами руководят люди, главное для которых — извлечение максимальной прибыли. Поэтому «что изволите-с?», а принципы ответственности и разумности уходят на второй план. И талантливые ребята теряют многое из того, чего терять не следует.

— У вас есть ученики?

— Через мою мастерскую прошло много молодых людей. Они работают здесь 5-8 лет и уходят настоящими профессионалами. «Долбаю» их за каждую мелочь, зато из них получаются мастера. Не все, правда, выдерживают. Вредный я.

Израилю и так нелегко

— В одном интервью вы признались, что 10% дохода отдаете на нужды еврейской общины. Важна ли для вас дальнейшая судьба этих денег?

— Отдаю далеко не всегда, каюсь. Но я уверен, что в любом случае деньги уходят на благотворительные цели — на помощь нуждающимся.

— Кому вы намерены передать свое дело? Кто ваша «правая рука»?

— Мой главный помощник — жена Валентина. Собственно говоря, мы с ней вдвоем — один архитектор. Ну, как братья Веснины, например. Или как писатели братья Стругацкие, Вайнеры. Мы вместе занимаемся мастерской, она во всем мне помогает. Сейчас к нам присоединилась наша дочь, она тоже архитектор.

— У вас вся семья связана с архитектурой?

— Нет. Например, мой сын — специалист по ценным бумагам. Тоже хорошая профессия.

— В том же интервью вы признались в любви к Израилю. Живя в неблагоустроенной России, в качестве «запасного парашюта» вы рассматриваете Землю обетованную?

— Я более двадцати лет живу и работаю во Владивостоке. Здесь кое-что успел сделать и пока чувствую себя нужным. А Израиль... Что я для него могу сделать? И с какой стати я, в свои 62, буду просить пропитание и кров у страны, которой и без меня нелегко? Чтобы жить в Израиле, нужно говорить на иврите, а я этого языка не знаю. Конечно, язык и деньги – не главные причины. Да и неустроенность России, равно как и благоустроенность Израиля — тоже понятия весьма относительные.

Когда-то один мой знакомый, несколько старше меня, сказал одну очень мудрую вещь, которую я понял не сразу. «Каждый человек должен жить там, где ему пупок завязали». Люди, как деревья, корнями врастают в землю, на которой они выросли. Я, видимо, не исключение.