Сергей Кондратенко: «Что такое страх? Это инстинкт самосохранения»

Спортивные достижения: владеет всеми видами стрелкового оружия (чемпион дивизии по стрельбе из ПМ), перворазрядник по лыжам, спортивному ориентированию, кроссу.

Не за горами десятая годовщина начала боевых действий в Чечне. Именно к этой дате приурочен выпуск уже второго издания Книги Памяти. Он планируется на 11 декабря 2004 г. Одним из главных инициаторов ее создания стал Сергей Кондратенко, полковник запаса, начальник Приморской поисково-спасательной службы, который не понаслышке знает о военных событиях, т.к. являлся их непосредственным участником.

«Помню кровь товарищей и Масхадова»

— Сергей Константинович, есть люди, у которых в трудовой книжке не хватает места для записи очередного места работы. У вас скорее наоборот.

— Да, у меня стоит лишь одна запись — «Вооруженные силы морской пехоты». Окончив Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище имени Рокоссовского в 1972 году, попал на Тихоокеанский флот. Там прошел путь от командира взвода до заместителя комдива — служил 32 года. Воевал в Чечне.

— Какие эпизоды той войны вам запомнились?

— Помимо крови и смерти боевых товарищей это переговоры между генералом Бабичевым, командующим группировкой федеральных сил, и Масхадовым в 1995-м. Я был организатором и отвечал за безопасность их встречи.

— А сейчас вы следите за ходом событий в Чечне?

— Конечно. Мы — все, кто прошел войну, пережил ее, — еще там. Мы «застряли» в ней. Кстати, этим летом мне вновь пришлось побывать на Северном Кавказе. По собственной инициативе помогал готовить во Владивостоке новый отряд на замену в Чечню.

— Для людей, участвовавших в боевых действиях, этот период останется незаживающей раной. После войны много ли времени вам понадобилось, чтобы адаптироваться к мирной жизни?

— Много. Но мне помогала моя семья, а работа не давала расслабляться. Тем не менее психологическая помощь необходима.

В 2000 году, опираясь на свой опыт, я написал работу, посвященную проблеме адаптации военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях, в обществе. У таких людей хоть в какой-то степени, но присутствует «посттравматический стрессовый синдром». Приведу пример из собственной жизни. Было это в мае 95-го, когда я вернулся из Чечни во Владивосток. Еду в «уазике», все машины «выше меня» (а в Чечне я всегда ездил на бронетранспортере сверху и привык контролировать окружающую обстановку). Попали в пробку, останавливаемся. Меня бросает в холодный пот. Знаю, что первое правило на дорогах в зоне боевых действий — никогда нельзя останавливаться, иначе станешь мишенью. Чем больше скорость, тем больше шансов остаться в живых. С одной стороны, я понимал, что нахожусь далеко от войны, во Владивостоке, с другой стороны, синдром держал меня в напряжении весь путь, так что домой я приехал разбитым, уставшим.

— Это был страх за свою жизнь?

— Что такое страх? Это инстинкт самосохранения. Будет неправдой, если я скажу, что в Чечне не испытывал подобного чувства. Есть и бесстрашные люди, и трусы, но все в момент опасности чувствуют, как по всему телу идет холодок. И при перестрелке, когда знаешь, что надо выйти из укрытия и ответить очередью, ты пересиливаешь себя, ломаешь. Только таким способом можно побороть страх, заставить себя действовать.

— Стоит вспомнить о Книге Памяти, к подготовке которой вы имеете непосредственное отношение.

— Она посвящена бойцам, которые так и не вернулись в свои семьи. И к пятой годовщине начала чеченских событий совместно с газетой «Владивосток» мы выпустили первую Книгу Памяти. В ней упоминаются 100 фамилий, но к сегодняшнему дню это неполный список, их гораздо больше... В книге фотографии, письма родных погибших. Она очень значима для таких семей. И вот, к десятилетию начала чеченской войны (11 декабря 2004 года), готовится выпуск второго издания. Эта книга и стала основой для создания общественной организации ветеранов боевых действий «Контингент».

— Как давно существует сама организация?

— Меньше года, так как только с 2004 года те, кто прошел Чечню, официально признаны ветеранами боевых действий. Долгое время мы не могли пользоваться своими законными правами. Сегодня мы стараемся помочь ребятам, которых отправляют в «горячие точки». Когда уходил в Чечню спецназ, мы приобретали для них снаряжение — ночные бинокли, подзорную трубу, снайперский прицел. Это поможет выполнить боевую задачу и, возможно, кому-то спасет жизнь.

Первый вопрос, который мы ставим, — это разработка и принятие губернаторской программы, по которой осуществляется поддержка ветеранов. Здесь главное — медико-социальная реабилитация. Мы помогаем молодым бойцам поступить в учебные заведения, устроиться на работу, решить жилищные проблемы, а кому и путевку в санаторий сделать. Сейчас решаем вопрос об установлении во Владивостоке памятника всем погибшим ветеранам боевых действий.

— Сколько проживает ветеранов современных войн в Приморском крае?

— Точная цифра пока неизвестна. Тех, кто прошел Афганистан, Чечню, другие «горячие точки» — около 10 тысяч, из них основная часть воевала на Кавказе.

— Ради чего вы стали заниматься общественной деятельностью? Ведь она не дает ни продвижения по службе, ни прибавки к зарплате...

— Зато искреннее человеческое «спасибо» стоит этого.

«Иногда лучше выпить и крепко уснуть»

— Как получилось, что теперь вы спасатель?

— В 2001 году, когда я уволился в запас, мне и недели не дали отдохнуть, предложили возглавить Приморскую поисково-спасательную службу. В тот период оттуда ушел прежний начальник, и нужно было навести порядок. Вот уже 3,5 года я руковожу спасателями. Поисковые работы веду вместе с ребятами и не отстаю от них, потому что всю жизнь занимаюсь спортом.

— А морально не тяжело? Ведь и здесь приходится сталкиваться со смертью.

— Бывает, но во многом мне помогает мой боевой опыт в Чечне. Казалось бы, какая героическая профессия — спасатель. Но мы все люди. Когда спасатель вытаскивает 10-летнего утонувшего мальчика, а у него, возможно, такой же дома, очень тяжело и больно. Но военная закалка мне очень помогает.

— За годы вашей работы в новой роли был ли самый тяжелый, трудный день для вас?

— Наверное, стоит вспомнить прошлый год, когда я со спасателями прибыл на Камчатку. Шел поиск вертолета, потерпевшего крушение, погиб губернатор Сахалинской области. Работы шли два дня: обломки вертолета, трупы — страшное зрелище. Вернулся я с последней группой. Одна из форм снятия стрессового состояния в подобной ситуации — стакан водки и хороший сон.

— Последние два года в Приморье выдались «сухими». Поскольку ваша служба больше специализируется по наводнениям, можно ли сказать, что вы «отдыхали»?

— Не думаю, ведь мы постоянно тренируемся, идут учения, поисковые работы.

— Поисково-спасательная служба края оказывает коммерческие услуги?

— Вся система спасения находится на государственном обеспечении, на краевом бюджете. Социальные вызовы бесплатны. Хотя нам разрешено законом принимать коммерческие заказы — это такие мелкие деньги по сравнению с тем, что требуется службе.

— Чем отличается приморский спасатель от своего коллеги, к примеру, из Хабаровска?

— Существуем мы уже 12 лет. Наша служба первая в своем роде на Дальнем Востоке, уже потом на базе Приморской ПСС были созданы филиалы — на Камчатке, в Хабаровске, на Сахалине. Я бывал во всех ПСС Дальневосточного региона, но нигде не встречал таких людей, как у нас. Ведь главная наша сила и богатство — люди. У нас есть специалисты, которые работают почти с самого основания, из 28 аттестованных 10 — спасатели первого класса. Во время работы при ликвидации ЧС нет места для разговоров, поэтому важны взаимоотношения, а опыт профессионалов ничем не заменишь.

БЛИЦ
— Как вы думаете, когда прекратится война в Чечне?
— Я верю, что прекратится, но не знаю когда.
— Уверены в том, что Масхадов и Басаев будут пойманы?
— Да, абсолютно.
— Часто ли вам снятся сны о войне?
— В первое время почти постоянно. Затем по мере того, как происходит всплеск каких-либо боевых действий в Чечне.
— Главные качества спасателя?
— Профессионализм и самоотверженность.
— Приходилось ли вам спасать человеческие жизни?
— Да, в Чечне вытаскивал молодых ребят из-под пуль.