Аллан Мастард: «Время негативных оценок прошло»

«Главный в России ковбой» — так коллеги называют Аллана Мастарда, советника посольства США в Москве по вопросам сельского хозяйства. Шутят, конечно. Господин Мастард остальным «главным ковбоям» — Клинту Иствуду, Джорджу Бушу-младшему и, само собой, Ковбою Мальборо — не ровня. В кино не снимался, собственного ранчо не имеет и курению не подвержен. Зато владеет двумя языками, знает эффективные модели сельскохозяйственного производства и совершенно искренне верит в подъем российской экономики. Обо всем этом Аллан Мастард рассказал корреспонденту «К» после своего визита во Владивосток.

Куда крестьянину податься?

— Вы знакомы с нашей страной более 20 лет. Какое сравнение, на ваш взгляд, применимо к оценке экономической ситуации в сегодняшней России?

— Такие сильные отрицательные эпитеты, как Великая депрессия, хаос, которые можно было бы использовать в 1998-99 годах, сегодня уже не уместны. Все возвращается к нормальному уровню. Время негативных оценок прошло. И, судя по тем беседам, которые были у меня во Владивостоке, здесь развивается торговля, идут инвестиционные процессы. Хотя пока рано говорить о том, что экономика вернулась к докризисному состоянию, но все движется к этому. Перспективы 2-4 лет видятся мне радужными.

— А каким вам видится будущее русского села? Часто ли встречали там людей, которые дают повод для оптимизма, потому что вовсе не лентяи и выпивохи, а трезвые труженики?

— Понимаете, одна из проблем профессии дипломата в том, что тебе не все показывают. Многие ваши руководители, особенно в советское время, пытались от меня скрывать действительное положение дел. Когда я работал посольским атташе по сельскому хозяйству — это было в середине 80-х годов, в Советском Союзе только началась гласность, — за два года побывал в колхозе всего однажды. Пришлось лично обратиться к председателю Госагро-прома, и мне показали, естественно, образцовое хозяйство в Подмосковье. Тем не менее, удалось кое-что посмотреть потом, проездом по стране. Я видел, как живут в сельской глубинке.

Конечно, картины унылые. Однако на многое я смотрел глазами специалиста. Да, нет инфраструктуры, системы сбыта продукции, не говоря уже о приемлемом кредитовании через банки, но есть хорошая земля. Там, где почвенные условия позволяют, можно выращивать любую культуру. А чернозем — это просто богатство!.. Мешает... (вздыхает почти по-русски) бездорожье. Как завести туда сначала ресурсы — пестициды, удобрения, новую технику — и затем вывозить собранный урожай?

— Извините, а как завести туда людские ресурсы?

— Это тоже проблема — молодежь покидает село. Но, с другой стороны, в этих колхозах зачастую есть... лишняя рабочая сила. К примеру, в хозяйстве, где 8 тысяч гектаров земли, работают 300-400 человек, бывает и до 500. А я знаю аналогичное по объемам хозяйство в одном из агрохолдингов Ростовской области, которое было полностью реорганизовано, и там трудятся 28 человек!.. Спрашивается: что делать остальным? Куда они пойдут? Либо в город, где больше возможностей заработать, либо останутся в деревне пьянствовать.

— Другого не дано?

— (Пожимает плечами.) Получается, что самый острый вопрос — социальный. Проблему сельскохозяйственного производства можно решить техническими способами: построить дороги, провести связь, инвестировать в выгодные виды деятельности. Все это можно осуществить со временем, если разработать правильную политику. А вот проблема людей является проблемой общества. Она не решается просто.

Информация превыше всего

— С кем еще, помимо вице-губернаторов Горчакова и Попова, вы встречались во Владивостоке?

— В основном с частными лицами. Например, с руководством ДВМП и двух крупных банков. Посетил Владивостокский морской торговый порт, Приморскую государственную сельскохозяйственную академию, супермаркеты «Сфера-Маркет» и «Тихоокеанский», предприятия пищевой промышленности: «Владхлеб», масложиркомбинат «Приморская соя» и молочный завод в Уссурийске, «Михайловский бройлер».

— Одной из целей вашей командировки во Владивосток было выяснение степени коммерческого риска в американо-российских сделках?

— Разумеется, информация, которую я здесь собрал, будет полезной нашим компаниям. Но этим все и ограничится — в дальнейшем они сами будут решать, стоит ли инвестировать в российскую экономику либо начинать торговые отношения с вашими коммерсантами.

— Допустим, Аллан Мастард побывал здесь как частный инвестор. Что бы его могло здесь заинтересовать?

— Я отметил бы транспортные возможности Владивостока. Это крупный порт, ворота не только в края и области Дальнего Востока России, но и в Сибирь, северо-восточный Китай. Меня могли бы привлечь хорошие условия, которые есть в Приморье для развития некоторых видов сельскохозяйственного производства. С точки зрения рентабельности бизнеса, я сосредоточился бы на тех товарах, которые дадут наибольшую отдачу.

Кстати, в России довольно много сторонников так называемого самообеспечения. Они считают, что нужно производить все самим, экспортировать и ничего не импортировать. Но ведь так не поступает практически ни одна страна! В принципе, если очень хочется, можно производить все самим, скажем, построить теплицы на Крайнем Севере и выращивать там бананы, отказавшись покупать их в теплых странах. Однако это будет неэффективно.

Гораздо эффективнее вложить деньги в иные производства. Сосредоточиться, к примеру, на тех сельхозтоварах, которые дадут наивысшую финансовую отдачу. В Приморье это — соя, некоторые фуражные культуры: пшеница, ячмень. Излишки продукции можно вывозить за рубеж, а за счет средств, полученных от экспорта, импортировать те товары, которые здесь производят менее эффективно. Это повысит общий жизненный уровень. Так диктует теория международной торговли. Но пока что в России есть люди, которые в это не верят. Или сомневаются. Посмотрим, как будет дальше.

Хвала генетикам

— Ваше отношение к продуктам, выращенных с использованием генетических модифицированных источников? Исходит ли от них опасность человечеству?

— О факторе опасности говорили в 30-е годы прошлого века, с началом гибридизации. Мол, не ведаем, что творим, не знаем, какие будут результаты в течение двух-трех поколений, и прочее. Эти же аргументы приводили в 70-е годы, когда в растениеводстве стали уделять внимание карликовым сортам. Между тем если бы ученые не работали над выведением этих сортов, то большое количество людей было бы обречено на голодание. Сегодня мы кормим мир за счет достижений научного прогресса. Так что проблема не в том, что есть продукты, выращенные с использованием биотехнологий, а в том, что существуют своего рода «луддиты», предки которых сопротивлялись гибридизации 30-х, «зеленой революции» 70-х. И сегодня они продолжают выступать против генной инженерии, хотя должны ПОНЯТЬ, что очередной шаг сделан...

— А то, что случится потом, уже никто не поймет?

— Естественно, сложности возникнут. Любой вид выведения новых сортов представляет риск, потому что при нормальном скрещивании происходит мутация. Ее можно провести двумя способами: химикатами или облучением. Это, кстати, практикуется в течение 50 лет и является более рискованным занятием, чем генная инженерия, поскольку конечный результат непредсказуем. А что касается биотехнологий, мы знаем точно, какой ген переводим из одного организма в другой. В Штатах имеется 20-летний опыт регулирования генных технологий тремя ведомствами — Минсельхозом, Минздравом и Агентством по защите окружающей среды. Частные компании будто бы не обращают на них внимания — выпускают себе спокойно трансгенные продукты, однако проверка и регулирование на всех этапах производства ведутся должным образом.

— В конце 2003 года Министерство сельского хозяйства США диагностировало положительный результат на коровье бешенство крупного рогатого скота в штате Вашингтон. Вы не находите, что подобные случаи происходят все чаще?

— Нет. Эпидемиологическая кривая стала падать, если не ошибаюсь, уже в 1996-97 годах в Англии. Буквально все случаи можно относить к очагу, выявленному в этой стране. В 1997 году введены запреты на использование костной муки в комбикорме для жвачных животных, тем самым прерван цикл развития заразы. Дело в том, что источник заражения — мы располагаем данными нашего контроля и уверены в этом на 99,9% — мясо коровы из Англии, кости которой попали именно в комбикорм, впоследствии использованный в Северной Америке.

Навоз и моряки

— Ваше детство прошло на молочной ферме. Умеете доить коров?

— Умею, но никогда не смогу это делать так ловко, быстро и уверенно, как это делали мои родители. В пять лет я научился водить машину, трактор, хотя как у мальчика мои задачи были совершенно иные: кормить телят и убирать навоз в сарае. Ферму купил мой прадедушка, эмигрант из Шотландии. Она сохранилась до сих пор, правда, коров уже нет. Продали в 1973 году.

— Семья выходцев из Шотландии решила перейти на производство чего-нибудь покрепче?

— Виски? Нет. Это спиртосодержащая продукция, для производства которой на промышленной основе надо иметь лицензию. Зачем нам... Хотя, с другой стороны, в нашем роду был один самогонщик (смеется). Во времена «сухого» закона подпольным производством алкогольных напитков занимался другой прадедушка. Насколько успешно, к сожалению, мне не известно.

— Почему вы изменили семейной традиции — не стали одним из фермеров штата Вашингтон?

— Работа на ферме оказалась не по душе. Хотелось чего-то другого... Я вырос недалеко от морского порта. Однажды туда пришел пароход из Индии, и мы с отцом случайно познакомились с моряками-индусами. Они побывали на нашей ферме, потом пригласили нас на борт судна. Тогда я понял, что вокруг меня есть мир, который надо как-нибудь посмотреть. Сосредоточился на этой цели и в один прекрасный день почувствовал призвание к дипломатической службе.

БЛИЦ

— Главное впечатление от российской глубинки?

— Бедность.

— В чем нуждаетесь во время сельских каникул?

— В интеллектуальной жизни. Ее нет ни в американской, ни в русской деревне.

— Любите слушать музыку кантри?

— Не особенно. Это идет из детства. Родители имели музыкальное образование и слушали на ферме классическую музыку. Папа доил корову под Шопена...