Предприниматель Михаил Дроздов, проживший почти четверть века в Шанхае, — настоящий русский интеллигент. Со знанием дела он рассуждает, как история России переплелась с китайской, и на что не стоит рассчитывать отечественному бизнесу.
— Михаил Владиславович, насколько случайным или осознанным стал ваш выбор — жить и работать в Китае?
— В юности не думал, что моя судьба будет связана с Китаем. В конце 80-х закончившего юрфак ДВГУ ожидала карьера судьи, прокурора, следователя, в лучшем случае адвоката или юрисконсульта, как тогда называли специалистов в области правоведения. Но так совпало, что в России заканчивался социализм, а я увлекся изучением китайского языка. В 91-м попал на стажировку в КНР.
Страна мне очень понравилась, самое главное, я увидел в Китае определенные перспективы. Стал, как говорится, «смотреть в ту сторону». После окончания вуза некоторое время преподавал, в 96-м уехал на двухгодичную стажировку в Шанхай. В 98-м, когда надо было возвращаться, на родине случился очередной кризис. Работать на мизерной зарплате в университете совсем не хотелось. На свой страх и риск решил остаться в Китае, о чем не жалею. Поскольку все мои детство и юность прошли во Владивостоке, выбрал портовый Шанхай.
На сегодняшний момент в КНР уже 24 года. Конечно, если бы не моя первая поездка в Китай, жизнь сложилась бы совсем иначе.
— Что больше объединяет «русских китайцев»: православная вера, бизнес, язык, культура?
— Когда я оказался в Китае впервые, очень ценилось общение. Не было социальных сетей, возможности посмотреть новости в Интернете. Ощущение оторванности от России подталкивало людей больше общаться напрямую.
Конечно, в Китае была мощная первая эмиграция. В середине 30-х годов только в Шанхае проживало 35 тыс. русских, а проехало через город гораздо больше. Но в 1949 г. к власти в КНР тоже пришли коммунисты. Русские поняли, что начинается то же самое, от чего они бежали с Дальнего Востока России. К тому же было немало случаев выдачи отдельных эмигрантов СССР. А многие из тех, кто дожил до культурной революции, оказались в местных тюрьмах.
Соотечественники почти полностью покинули страну. Если в 1920–1930 гг. в Шанхае было много русских организаций, то потом эта линия была полностью прервана.
Наш клуб в 1998 г. стал первым в Китае. Культура, язык, бизнес — все это объединяло. Данные мотивы присутствуют и сейчас. Жена моя — русская, приехала сюда изучать китайский язык в один из университетов, с ней мы познакомились на одной из встреч Русского клуба в 2000 г.
Затем по примеру Шанхая и в других городах КНР стали возникать русские клубы. В 2007 г. образовался координационный совет, а я стал председателем.
Сегодня координационные советы соотечественников существуют более чем в 100 странах мира. В 2015 г. меня избрали председателем Всемирного координационного совета соотечественников. В конгрессе, на котором это случилось, принимал участие Владимир Путин и другие российские руководители.
За границей проживает около 25 млн бывших жителей СССР и россиян. Их много не только в странах бывшего Советского Союза. Есть крупные общины в Германии (до 4 млн), США (около 3 млн). В Китае русских порядка 30 тыс. Для такой огромной страны не много. Однако, как правило, это люди, профессионально связанные с КНР, сюда они приехали по своей воле.
Мы защищаем законные права и интересы соотечественников, способствуем сохранению русского языка, культуры и традиций. Отношение к нам китайских властей нейтральное. Нашей деятельности не мешают и не помогают, если она не выходит за рамки общественных мероприятий. А целенаправленно в политику мы не вмешиваемся.
— Чем современные мигранты отличаются от послереволюционных, которые бежали от тюрьмы и гибели?
— Люди ищут стабильную, неплохо оплачиваемую работу. Если 10–15 лет назад для этого было достаточно немного говорить по-китайски и иметь известную долю нахальства, то сейчас ценятся реальные знания. Многие российские университеты стали преподавать китайский, в разы выросло количество российских студентов в китайских вузах. Специалистов становится все больше, конкуренция растет.
Нужна адаптация
— После смены общественных формаций двух стран в конце прошлого века известны экономические успехи китайцев на фоне довольно скромных российских. Какие факторы обусловили такие результаты?
— Китайцы начали свои реформы главным образом с экономики. В Советском Союзе стартовали с политики. Основная причина успеха в КНР, неудач у нас — в этом. С другой стороны, реформы в Китае начались фактически на 10 лет раньше. Десятилетие 90-х, на мой взгляд, Россия потеряла. То есть мы отстаем лет на 20.
Кроме того, советский строй просуществовал 70 лет, а в Китае, до начала реформ, — всего 30. В КНР в конце 70-х оставались еще целые поколения людей, которые помнили, что такое настоящее предпринимательство. В России же строили капитализм по лекалам американских боевиков.
Для Китая характерна высокая стабильность взятого 40 лет назад курса. Если России удастся сохранить определенную преемственность еще на 15–20 лет, без серьезных потрясений, считаю, мы также добьемся значительных результатов в развитии.
— Растут объемы российского продовольственного экспорта в Китай. Каковы, на ваш взгляд, перспективы продуктов питания из Приморья в КНР? Какие ошибки допускают российские экспортеры при продвижении своей продукции?
— Моя компания 20 лет занимается предоставлением юридических услуг российскому бизнесу в КНР. Отсюда, кстати, и средства на общественную деятельность. За 20 лет многие россияне приходили, успешно начинали, но быстро «сливались». До 2014 г. основными клиентами были предприниматели, которые размещали производство в Китае, пусть даже под собственными марками. Сделанное затем везли в Россию. С 2014–2015 гг. многие бизнесмены пытаются выводить российскую продукцию на рынок КНР. Выгодно это стало после резкого падения курса рубля. Поставляют кондитерскую продукцию, муку, крупы, напитки, в том числе алкогольные. Есть успешный пример продвижения зубной пасты из России. Предпринимаются попытки вывода на рынки косметики, кремов, шампуней.
Но я бы предостерег российских производителей от ощущения, что в Китае все ждут появления их товаров на прилавках. Такого нет. Это совершенно нереально, не имеется таких сказочных партнеров. В качестве исключения небольшую партию могут взять на пробу. Продвигать придется самим, для чего потребуются сотни тысяч, а лучше миллионы долларов. Потребуется юридическое и маркетинговое сопровождение. Обязательна адаптация продукции. То, что нравится россиянам, не обязательно придется по вкусу китайцам. Допустим, недавно в Шанхае появлялось российское печенье. Просил попробовать китайских сотрудников моей фирмы, те считают, что продукция слишком сладкая.
— Что касается норм китайского законодательства: в чем их особенности по сравнению с российскими?
— Китайское законодательство, как и российское, относится к континентальной системе права, основано на нормативных актах. Особенность состоит в том, что если в России законодатель старается все детально прописать, в праве КНР огромное количество пробелов. Потому правоприменение основано на определенной практике. В разных провинциях она может немного отличаться. Решения зависят от местных чиновников. Впрочем, это не значит, что в Китае царит произвол. Китайцы справедливо считают, что в такой огромной стране невозможно подходить с одной меркой к Шанхаю и Хэйлунцзяну.
— Часто наши предприниматели жалуются на то, что китайские контрагенты копируют торговую марку, а затем выпускают контрафактную продукцию, затягивают оплату поставок, обманывают российских партнеров. Можно ли от этого защититься?
— Дело не в контрафакте. Российские бренды Китаю не знакомы, может быть, за исключением Касперского, какой смысл их подделывать? Прежде чем выходить на рынок, регистрируйте торговую марку (ТМ). В Китае прав тот, кто первый подал заявку. Одна из крупных российских кондитерских компаний столкнулась с тем, что все ее названия были зарегистрированы на частное лицо из Суйфэньхэ.
По какой еще причине китайцы стараются все зарегистрировать? Не раз бывало, что российские компании заказывали и производили продукцию на заводе в КНР годами. Затем конфликтовали с его руководителем, сообщали, что собираются переводить производство на соседнюю фабрику. В этой ситуации производитель достает бумагу, из которой видно, что бренд на самом деле его, и он будет препятствовать потере заказчика.
Что касается обманов, то надо грамотно заключать договоры, в том числе по авансовой оплате продукции. Обязательно надо проверять товар перед отправкой в Россию. Если некачественный груз пересек границу, предъявлять претензии сложно и дорого.
— Как смотрите на перспективы создания во Владивостоке международного третейского суда?
— Чтобы такой суд завоевал авторитет, он должен быть объективным. Также стороны договоров должны включать пункт, что будут согласны с решениями этого владивостокского арбитража. Процесс становления такого суда быстрым не станет.
— В Приморье год назад вновь поменялась власть. Какие шаги мог бы сделать Олег Кожемяко, чтобы интенсифицировать взаимодействие с Китаем?
— Благодаря ВЭФ, визитам Си Цзиньпина, электронным визам о Владивостоке в Китае узнали. Беда предыдущих администраций Приморья состояла в том, что они выстраивали отношения прежде всего с соседними провинциями. В КНР северо-восток считается достаточно отсталым. Центр экономической жизни — юг страны, прибрежная полоса. Кроме того, делая ставку на северные провинции, вы сразу снижаете уровень с международного на региональный.
— Наверняка вы нередко бываете во Владивостоке. Есть ли, на ваш взгляд, продвижение в развитии города, какие китайские практики нам бы не помешали?
— После 2012 г., строительства мостов, неоднократно бывал во Владивостоке, здесь живут мои родители. С точки зрения инфраструктуры с той поры сделано было мало. Посмотрите на фотографии Владивостока, Шанхая и Гонконга начала 20-го века. Большой разницы вы не найдете. Но китайские города за сто лет шагнули далеко вперед, Владивосток свой потенциал использовал намного слабее.
Вам подойдет больше не китайский, а московский опыт. Надо привести в порядок центр, ввести платные парковки, обратить внимание на зеленые насаждения, пешеходные зоны и общественный транспорт. Поначалу, наверное, автомобилисты будут недовольны, но затем почувствуют, что их жизнь улучшается.
— Чего не хватает китайским туристам в Приморском крае? Можем ли мы предложить что-то, кроме шопинга и точек общепита?
— Не хватает доброжелательного отношения и улыбок. Многие горожане к туристам относятся настороженно, неприветливо. А ведь китайские туристы способны сделать жизнь горожан лучше, сейчас они считаются дорогими гостями повсюду в мире.
Не в российском контексте
— Говорят, вы хорошо знаете патриарха Кирилла…
— Мне так повезло в жизни, что встретился с этим человеком, когда он в 2002 г., будучи митрополитом, совершил неофициальный визит в Шанхай. Кирилл был здесь четыре дня. Храню это общение в сердце. Человек совершенно неординарный, очень яркий. После того, как он уехал, связь не прекращалась. Будущий святейший патриарх присылал мне книжки со своим автографом, я ему — китайский чай. Естественно, после интронизации общаться стало сложнее. Но в 2013 г. состоялся первый в истории визит патриарха РПЦ в Китай. Я был в Пекине на приеме, ко мне патриарх подошел сам. Я спросил: помните ли меня? Патриарх сказал: конечно. Сегодня я нахожусь в постоянном общении с иерархами РПЦ, которые занимаются внешними связями, зарубежными приходами.
— Китай исторически буддистская страна. Насколько это сказывается на жизни КНР?
— Китайцы, как мне кажется, не очень религиозны. Буддизма больше в Тибете, каких-то дальних монастырях. Конечно, общекультурное влияние религии сказывается, поскольку Китай развивался долгое время рядом с буддизмом. Что-то подобное и у россиян, которые жили в соприкосновении с православной культурой.
Когда митрополит Кирилл спросил, что думаю о религии в КНР, я ответил: «Религия в Китае — это юань». Люди молятся на деньги, очень зациклены на зарабатывании. Кирилл покачал головой: «Да, но так не может продолжаться все время». Когда человек удовлетворяет первичные потребности, рано или поздно духовные запросы начинают выходить на первый план. Но пока китайцы не сильно продвинулись в данном отношении.
— Вы давно уже собираете редкие книги и картины. Каков размер вашей коллекции в настоящее время?
— Когда я приехал в Шанхай, для меня было очень важно найти «якорь», чтобы себя чувствовать хорошо психологически. Я увлекся историей русской эмиграции. Начал собирать книги, изданные нашими эмигрантами в Китае, причем находил их по всему миру. Сегодня у меня коллекция более чем из тысячи по-настоящему редких книг. Есть известные, малоизвестные и полностью забытые писатели. Художественные книги, поэзия, научные труды. Это издания, которые выпускались, как правило, небольшими тиражами.
К примеру, альбом Жиганова «Русские в Шанхае», где около 2000 фотографий, вышел тиражом 300 экземпляров. Есть книги из библиотеки Александра Керенского, издания с автографами знаменитых философов и авторов, таких как Бердяев, Аксенов, Солженицын, Войнович, Синявский. Имеются книги поэтов, которые связаны с Владивостоком: это Елагин, Янковская, Андерсен. Все они с автографами. Что касается картин, в коллекции есть работы, представляющие исторический интерес, но есть и живопись современных художников, в том числе приморских. Таких как Черкасов, Кунгуров.
— Что в китайской культуре вам особенно нравится? Могут ли россияне и китайцы понять друг друга?
— Не скажу, что очень люблю китайскую прозу, к ней нужно привыкнуть. Нравятся стихи поэтов династий Сун и Тан. В живописи меня привлекают акварели Ци Байши. Современное китайское искусство, на мой взгляд, тоже интересное и пользуется все большим успехом на Западе. В 2012 г. Нобелевская премия досталась китайскому писателю Мо Яню. С интересом прочитал его роман «Страна вина».
Взаимопонимания мы можем достичь, все мы люди. Мне кажется, культура Китая не совсем в российском контексте. Чтобы было больше понимания, нам нужно укреплять сотрудничество, больше интересоваться историей, культурой друг друга. Сейчас как раз подрастают русские, которые выросли в Китае. У них больше всего возможностей для налаживания такого диалога.
