Который день думаю о том, как меняется коллективное сознание в условиях распространения коронавируса. Наблюдаю за этим процессом.
Как меняется индивидуальное, я знаю. Например, молодую девушку с ребенком на руках оставляет муж. Она плачет, жалуется мне, спрашивает совета: «Что делать? Я не вывезу!»
Утешив, говорю: «Работать. Много работать». Восемь лет я наблюдала ее рост как специалиста, как она создавала свое дело, как дважды еще выходила замуж и живет теперь счастливо в теплом городе в окружении любимых людей. Ее сознание изменилось с предательством первого мужа. Жестко, но действенно.
Взрослая, намного старше меня, женщина. Живет интересной, насыщенной жизнью. Но вдруг поддается нашептыванию соседей: «Дочка-то в Москве, а ты тут маешься одна, езжай! Она обязана доглядеть тебя в старости!»
Женщина продает квартиру во Владивостоке, приезжает в двухэтажный дом, живет там три месяца. Вечная занятость дочки, головные боли от непривычного климата. Отсутствие моря, в котором привычно купалась до октября, завершило изменение сознания. В 70 с лишним лет вернулась, снова купила квартиру: «Они пусть там, а я теперь тут, до конца».
Онкология. Меняет сознание на «до» и «после». Красавица бизнесвумен, завод в собственности мужа, жизнь в радость, заболевает раком молочной железы. Восемь часов операция, отрезано и вставлено. Начинает огромную волонтерскую работу, поднимает информационные пласты, организует сессии и выезды. Надорвалась, рецидив. Начинает лечение заново, организует конференцию по проблемам онкологии, отдает себя без остатка таким же девочкам без груди. Сознание сместило акцент с индивидуального на коллективное.
Хожу и думаю: с индивидуальным сознанием все ясно. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», «пока гром не грянет, мужик не перекрестится, «жареный петух не клюнет» и т. д. — русский язык богат на афоризмы.
Но как изменится коллективное сознание после коронавируса? Каждый житель планеты (за исключением оторванных от цивилизации людей — а есть такие?) знает о нем. Каждый примеряет ситуацию на себя: заболею? нет? «Русская рулетка» стала интернациональной.
Я думаю о тех родителях, кто отправил детей учиться за границу. Не будем ерничать и говорить: сами виноваты, учили бы в России, не было бы повода переживать. Я знаю таких родителей и их мотивы обучения детей в Гонконге, в Японии, в Англии, во Франции… Это хорошие люди, за одними партами сидели, только они добились чуть большего в жизни. Теперь переживают наверняка. Изменилось ли их коллективное сознание? Знали бы о такой ситуации, отправили бы детей за тридевять земель?
Бизнес, завязанный на дешевую иностранную рабочую силу. Скупой платит дважды? Изменится ли коллективное сознание работодателей: привлекать местных работников и давать им соответствующую нормальному уровню жизни зарплату? Или пусть схлопнется предприятие, но мы будем ждать китайских (корейских, узбекских и т. д.) рабочих?
Улыбки. Дежурные американские улыбки: «Nice day!», и наши в бутиках и офисах тоже переняли: «Хорошего дня!» Отлично смотрится и слышится сейчас в драке за туалетную бумагу. Я не говорю, что не надо улыбаться. Надо, но не фальшиво. А то потом неловко в очереди за гречкой без улыбки стоять.
Коллективное интернет-сознание хорошо бы протоколировать психологам и писать диссертацию. От «я не верю» до «мы все умрем». В интернет-битвах виртуально падают замертво блогеры, теряя свою аудиторию. Рвутся дружеские связи. На свет выползают грязные истории, не щадя никого, как перед концом света. Называются фамилии разносчиков инфекции, их должности, скольких заразили. Общество осуждает заболевших (ибо нечего по Европам шляться), еще больше осуждает заразивших (поперлись на работу).
Не спрятались — виноваты. Умер — тоже виноват. Потому что заболел, ходил и заражал, даже если не знал об инфицировании. Как будто вирус их спрашивал: «Вас зацепить или помиловать?»
Тяжелый выбор в условиях недостаточной медицинской помощи: кого лечить — молодых или стариков? Никогда так не стоял выбор: всегда почет старикам, особое внимание детям, и всем хватало врачей. Сейчас в Европе говорят о приоритете молодых перед старыми. Как на войне, когда развертывают госпитали для легкораненых, чтобы быстрее вернуть их в строй. Получается, и сейчас война, и она меняет коллективное сознание.
Грохочут сводки новостей, против блогеров выходят ловцы фейков, против врачей — родственники заболевших, против грязных рук — санитайзеры, против расползания вируса — эпидемиологи. Все против всех. Война со всех сторон. Но она когда-нибудь закончится. Что вынесет из этой битвы человечество? Переформатируется ли коллективное сознание? Перестанут платить миллионы долларов за футболистов и отдадут эти деньги врачам? Или опять будут смотреть, как 22 парня гоняют по полю мяч, в то время как за сутки в Италии скончались 627 человек? А если бы зарплату футболистов пустили на закупку аппаратов ИВЛ, то, возможно, спасли бы некоторых из них.
Популярный вопрос постсоветской России: уехать из страны или остаться? Прилетевшая из Германии Есения Кочуровская, не имея паспорта РФ, вылечилась в московской больнице: без страховки, бесплатно. Интересно, в обратной проекции это работает? Примут ли в Дюссельдорфе на лечение без страховки? «Валить нельзя остаться» — изменится ли запятая для тех, кто думает над этим вопросом?
Притягательная Англия, в которой превентивные меры по карантину сочли избыточными, тем не менее ограничила продажу алкоголя и товаров, продаваемых в одни руки, и получила разбитую витрину магазина с грабежом спиртного. Беженцы из Африки стоят в очереди в своих консульствах, чтобы вернуться на родину.
Круто и престижно ходить по горам в Альпах и пить «Шардоне» в Андалусии. А много ли россиян видели Саяны, Байкал, гору Белуху? Кроноцкий заповедник, бухту Витязь, Ленские столбы? Это точно не дороже путешествия в Австрию или Швейцарию. Десятки тысяч наших граждан застряли за границей, билет из Сингапура стоит 8 тыс. евро — и других нет. По своей стране хоть пешком, хоть на оленях, но можно добраться домой. А когда на границе замок, то и самолеты не в помощь. Прославленный Евросоюз, открытые границы. Все люди братья, деньги общие, а как пришла беда, каждый свою калитку захлопнул. Вот вам и Шенген и радость путешествия.
Возможно, изменится коллективное отношение вновь отбывших эмигрантов к остающимся в России. Не как к неудачникам, которые не могут вырваться «в заграницу», а как к сознательно выбирающим эту жизнь. Родные должны быть на родине или рядом. И к ним должна быть возможность прилететь и приехать. Иначе тревога и страх.
А что у нас? Тоже хватает вопросов для осмысления. На неделю исчезли китайские овощи из приморских магазинов, и сразу визг и крики: как жить без клетчатки? Из чего салаты делать? Яблоки тут же приехали из Краснодара, зелень вырастили в теплицах Владивостока. Приходит осознание: нужна опора на собственные силы. Главный лозунг идей чучхе, между прочим.
Недоверие к информации. Люди верят тете Свете из соседнего подъезда, а не официальным сообщениям.
«Аэрофлот» разорвал рекламные контракты. Ничего революционного в этом решении, кроме того, что оно указывает на более глубокие вещи. Когда самолеты стоят в аэропорту, лишаются работы не только рекламисты и маркетологи, но и механики, стюардессы, изготовители питания на борту, поставщики зубной пасты в маленьких тюбиках, уборщики и водители автобусов в аэропортах. И становится неважным, в бизнес-классе возвращаться на родину из Китая или в холодном салоне военного самолета. Коллективное сознание выбирает последний вариант как способ сохранения жизни.
В переломный, критический момент действиями людей начинают руководить не ум и логика, а инстинкты. В первую очередь инстинкт самосохранения. Но это плохо, когда главными становятся инстинкты. Мы не животные, нам дан человеческий разум. Хорошо, когда он используется по назначению. Медики больницы в Коммунарке общаются с врачами разных стран в надежде найти оптимальную схему лечения пневмонии. Правительства ищут способы помощи своим гражданам. Волонтеры несут еду закрытым в домах людям.
А я растеряна. Не хочется болеть. В моей семье несколько лет назад уже была атипичная пневмония, 21 день борьбы за жизнь близкого человека. Я вела график температуры. Три антибиотика мимо, на четвертом кризис пошел на спад. Но чего стоили эти дни, когда дыхания уже почти не было… Друзья знают, как изменилось мое сознание по отношению к любой пневмонии и как становлюсь «в стойку», когда у кого-то из них диагностируют это заболевание. Тут мое индивидуальное сознание полностью встраивается в коллективное: скорее бы случился тот самый «флаттен зе карв» и сгладил кривую заболеваемости коронавирусом.
Земля большая. Континенты, страны, города. Производственные связи, социальные отношения, общепринятые установки, привычные занятия — все легко рушится микроскопическим существом. И все восемь миллиардов жителей планеты, оказывается, связаны простым пожатием руки.
