Научный руководитель Института экономических исследований ДВО РАН академик Павел Минакир считает: какими бы благими пожеланиями ни руководствовались власти предержащие, нынешняя ситуация должна отрезвить самых заядлых фантазеров. Сегодня – не до мегапроектов.
– Павел Александрович, пандемия накрывает волнами, экономика буксует – есть ли выход из этого тупика?
– Выбор в самом начале пандемии действительно был неприятен, хотя и сейчас он остается таким же. С одной стороны, без жесткого карантина есть опасность потерять контроль над ослабленной в результате всевозможных «оптимизаций» системой здравоохранения, которая и без того буксует, особенно в регионах. С другой стороны, лекарство (карантин) может оказаться смертельным для экономики.
Экономический коллапс – кратчайший путь к разрушению экономической и социальной инфраструктур, под завалами которых может погибнуть и спасаемая карантином система здравоохранения. Если так произойдет, нового удара пандемии (а за второй волной могут быть и последующие) сдержать будет невозможно.
В России попытки найти оптимальную комбинацию решений предпринимаются с апреля 2020 г. Правительство выделило целый список направлений деятельности и видов бизнеса, наиболее подверженных негативным шокам, генерируемым этой инфекцией и принимаемыми для борьбы с ней ограничительными мерами. В список изначально включали девять секторов, полагая, что именно они больше остальных нуждаются в государственной помощи: от авиаперевозок до бытовых услуг населению. Почему-то в список этих видов деятельности не попала, например, сфера розничной торговли непродовольственными товарами.
– Но даже без торговли список производит впечатление с точки зрения объема ресурсов, которые следовало привлечь с целью компенсации ущерба в экономике.
– Это правда. Отмечу также, что кроме «прямых» пострадавших существует еще один, гораздо более длинный список видимых и невидимых потерь. К ним относятся потери доходов домашних хозяйств и бизнеса в связи с принудительной и «естественной» (в результате сокращения совокупного спроса) остановкой роста вплоть до его ухода в отрицательную область на рынках труда, благ и услуг.
И для всего федерального округа, и для отдельных субъектов РФ, входящих в его состав, при, в общем-то, благоприятном положении с точки зрения смертности от новой коронавирусной инфекции, нагрузка на систему здравоохранения превышает, и в ряде случаев очень значительно, те индикаторы, которые регистрируются в целом по России.
Для отдельных дальневосточных регионов положение выглядит крайне тревожным с точки зрения количества так называемых активных случаев, требующих медицинского контроля и задействования кадровых, финансовых и материально-технических ресурсов. В то же время угроза исчерпания существующих резервов чревата полной потерей контроля над социальной ситуацией, что вполне способно спровоцировать политический коллапс.
– Как пандемия в целом повлияла на экономику макрорегиона?
– Для ДФО существенны следующие направления воздействия пандемии: уменьшение выпуска и доходов из-за остановки деятельности или даже ухода с рынка предприятий; снижение размеров производства из-за падения спроса; сокращение стоимости экспорта из-за закрытия границ, снижение спроса на зарубежных рынках и сокращения добычи ресурсов; повышение цен из-за сокращения размеров импорта; увеличение дефицита рабочей силы из-за закрытия границ; рост расходов и сокращение налоговых доходов региональных бюджетов.
Перечень наиболее пострадавших от воздействия пандемических шоков в регионе отраслей и видов экономической деятельности имеет важные отличия от общероссийского перечня: это транспорт и логистика, туризм, частная медицина, горнорудная промышленность, обрабатывающая промышленность.
Всю экономику Дальнего Востока можно разделить на три больших сектора по степени травматичности от пандемии. Самый большой сектор (почти 2/3 всей экономики) образуют виды экономической деятельности, потерявшие и до сих пор теряющие доходы и снизившие оборот в результате снижения спроса. 13% экономики составили производства и сектора, которые несут и несли потери и даже ушли с рынка в результате весеннего локдауна и тех ограничений, которые вводятся с октября.
Примерно пятая часть экономики оказалась в выигрыше (частично медицина, частично образование, фармацевтическая промышленность, электроэнергетика, нефтеперерабатывающая промышленность, связь).
В целом экономические потери по ДФО можно оценить только приблизительно. В промышленности за январь-август 2020 г., если сравнивать его с тем же периодом 2019 г., общее сокращение стоимости промышленной продукции составили примерно 160 млрд руб., или 7,5% совокупной стоимости промышленного выпуска по Дальнему Востоку. Индекс стоимости отгруженных товаров в этот период 2020 г. по сравнению с прошлым годом составил всего 93,4% в добывающей и чуть больше 90% в обрабатывающей промышленности.
При этом удельные затраты в ряде случаев не уменьшались, о чем свидетельствует потребление электроэнергии – несмотря на все ограничения, потребление электроэнергии даже увеличилось более чем на 3% по сравнению с аналогичным периодом 2019 г. (45,2 против 43,7 гигаватт/часов соответственно).
Сказалось то, что есть виды электропотребления, которые просто нельзя отключить, даже если остановлено производство. Кроме этого существенно увеличилось потребление электроэнергии домашними хозяйствами в связи с самоизоляцией.
– Очевидно, без серьезной помощи федерального центра регионам ДФО не обойтись?
– В 2019 г. оценочный темп роста ВРП на Дальнем Востоке составлял 103%. Если учесть снижение темпа в отраслях, которые пострадали из-за локдауна в апреле-июле и страдают сейчас, а также в отраслях, которые пострадали от сокращения внутреннего и внешнего спроса, то общий темп за 2020 г. ожидается, по предварительной оценке, на уровне 95%.
Соответственно, по стоимости общие потери ВРП могут достичь 300 млрд руб. Что в масштабах всего федерального округа примерно соответствует потере доходов региональных бюджетов на уровне до 50 млрд руб., или 7–9% совокупных доходов всех бюджетов ДФО, как они планировались на 2020 г. еще до пандемии в январе прошлого года. Если в начале года, например, суммарное положительное сальдо бюджетов федерального округа оценивалось в 65 млрд руб., то на начало ноября эта оценка сократилась до 15–20 млрд руб.
Эта сумма учитывает положительное сальдо бюджета Сахалинской области, которое по плану этого года составляло более 43 млрд руб. Если исключить из расчета регион, который находится в особом финансовом положении благодаря нефтегазовым ресурсам и роялти, то совокупное сальдо всех остальных дальневосточных субъектов РФ по итогам 11 месяцев составит минус 24–29 млрд руб. Эти потери можно возместить только за счет федеральных межбюджетных трансфертов.
– Какие изменения происходят на рынке труда ДФО, который, как привыкли считать, во многом зависит от наличия иностранных специалистов?
– Ситуация неоднозначная. Общая квота по иностранной рабочей силе в начале 2020 г. составляла 41,4 тыс. чел. В основном должны были привлекаться рабочие для строительства, сельского хозяйства, добычи полезных ископаемых, транспорта, торговли, услуг.
Отсутствие китайских рабочих не оказало сильного воздействия на сельское хозяйство Дальнего Востока и вообще на экономику региона. Потому что и до начала пандемии китайцы минимизировали свое трудовое участие на Дальнем Востоке, стараясь избегать всевозможных ограничений, которые начали в последнее время на них накладывать. В Амурской области, Приморском крае китайские рабочие в основном работают не в сельском хозяйстве, а закупают сельскохозяйственную продукцию. Некоторым исключением является Еврейская автономная область, в которой сложилась критическая ситуация, там китайский бизнес почти на 80% обеспечивает обработку земель.
В строительстве наиболее крупные проекты, такие как газохимический комплекс в Амурской области, космодром, судостроительные верфи, реконструкция аэропортов и автомобильных дорог, строительство мостов практически не пострадали. Основная часть рабочих из-за границы – это квалифицированные трудовые ресурсы, им по-прежнему, даже в условиях пандемии, выделялись специальные квоты, специальные рабочие визы для завоза из-за рубежа.
Также квалифицированные рабочие продолжали прибывать вахтовым методом из европейской части страны. Строительные фирмы из Китая на время ушли с рынков больших городов Дальнего Востока, так как не могли привлекать своих рабочих. Но китайские инвесторы давно начали сворачиваться, чтобы избежать различного рода ограничений, объемы строительного бизнеса из КНР были уже незначительными.
– Наверняка кризис не мог не отразиться на такой важной для Дальнего Востока отрасли, как рыбной?
– Проблемы в области рыбной промышленности в течение года возникали и возникают в связи с ограниченной возможностью перемещения, необходимостью проведения двухнедельного карантина для прибывающих рабочих. Та же необходимость двухнедельного карантина приводит к дополнительным затратам для рыбоперерабатывающего и добывающего флота. Суда обязаны проходить двухнедельный карантин при возвращении, например, с лова или при наборе команды для выхода в лов.
Общий вылов рыбы увеличивается, но реальной проблемой является снижение спроса на продукцию рыбопереработки по ряду позиций. В частности, из-за остановки ряда предприятий общественного питания, из-за невозможности в ряде случаев вывоза продукции в сопредельные страны.
– Удалось ли восстановить объемы внешнеторговой деятельности?
– В области внешней торговли Дальнего Востока после существенного спада по итогам первых пяти месяцев товарооборота с Китаем (сокращение около 12%) ситуация начала выправляться. К августу товарооборот увеличился по сравнению с таким же периодом прошлого года на 0,5%.
Конечно, в целом по итогам года ожидавшегося прироста товарооборота внешней торговли в размере 1,2 млрд долл. (отталкиваясь от объемов приростов в 2019 г.) достичь не удастся. Отклонение от ожидавшегося прироста составит около 0,5 млрд долл., что эквивалентно 15–18% общих потерь оборота в промышленности за 2020 г. при пересчете по действующему курсу рубля.
– Каковы перспективы восстановления экономики Дальнего Востока и дальнейшего развития в соответствии с недавно принятыми новыми документами?
– Можно предположить, что для выхода федерального округа хотя бы на траекторию развития 2017–2019 гг., то есть для восстановления темпа роста около 103% в год, необходимо полностью снять все ограничения внутри страны и на зарубежных рынках, восстановить динамику инвестиций, характерную для того периода. Очевидно, что в первом полугодии 2021 г. это вряд ли возможно.
Но следует учитывать, что в соответствии с недавно принятой Национальной программой развития Дальнего Востока до 2035 г. предусматривается достижение темпов роста чуть ли не 106% в год. По оценкам, для этого необходимо увеличить размер ежегодных инвестиций как минимум вдвое, то есть до 3–3,5 трлн руб. при ежегодном приросте около 4%. Учитывая потери российской экономики в 2020 г., а также стойкое нежелание использовать ресурсы Фонда национального благосостояния для инвестиций в экономику, подобные предположения вряд ли реалистичны в ближайшие 2–3 года.
Сейчас сложно прогнозировать: ситуация во многом неоднозначная и долго таковою будет оставаться. На ком-то кризис сказался положительно, на других – отрицательно, в целом экономика, конечно, в минусе. Выделить отдельно последствия пандемии практически невозможно, одно наслаивается на другое.
Более того, вся база, на которой строилась нацпрограмма, рухнула. Ситуация изменилась кардинальным образом, все повисло в воздухе. Чтобы понять, что произошло, какие функции сохранились, изменились, требуются время, статистика, отчетность.
– Есть идея о том, что острову Русскому стоит придать статус «федеральной территории». Получит ли какие-то плюсы Приморье и Дальний Восток?
– Сколько таких образований создавали, вплоть до того, что из новых – делают старые? Есть министерства, агентства, корпорации, которые должны чем-то заниматься, имитировать бурную деятельность. То придумали ТОР, то САР, инновационный парк, потом все это переименовывают. Люди награды получали, карьеры строили, результаты показывали.
Нельзя же чиновникам сидеть, ничего не делая. С пеной у рта доказывают: «Это не сработало, потому что недодумали, а сейчас-то мы додумали, все сработает». Подождали пару лет, опять ничего не сработало. «Вот черт, промахнулись, но в этот раз какое-нибудь слово изменим – и точно все пойдет замечательно». Это все игрушки и новогодние украшения.
Произошло на деле что? Залезли на остров Русский и не знают, как оттуда вылезти. Поскольку для того, чтобы что-то сделать, туда столько надо денег вложить… Никакой фантазии, что с этим бюджетом сделать, не хватит. Уже и забыли, кто предложил разместить на острове федеральный университет. Идея была внешне красивая, ну, как у «всех». Вот только что дальше делать с этим – как-то не придумалось. Начались мучения. За мучениями пришли новые грандиозные идеи, как из ситуации выкрутиться. Ведь замах богатырский. И пошли инициативы одна за другой. Бурный поток инициатив свидетельствует о том, что ни одна из них не продумана как следует и не срабатывает. Но ведь на остров уже «влезли». Лицо нужно сохранять.
– Что же делать?
– Золотое правило: если не знаешь, что делать, не делай ничего. Что произойдет с хирургом, который, не поставив диагноз, берется за нож? С превдопроектами то же самое. Есть у вас четкая идея, аргументированная, доказанная, реализуемая, обеспеченная ресурсами? Тогда надо понять, как ее претворить в жизнь, в какое время, в какой форме и прочее. А если вы хотите что-то сделать в надежде на то, что, может быть, что-то и получится, это то же самое, что резать скальпелем живого человека, не зная диагноза. Но в тюрьму так не сажают, это называется «Проектное управление». Все хотят кушать, а потом уехать в Москву, как гении проектного управления.
Придумали проект, создали прорву управляющих инстанций, которые должны этот проект реализовать. Затратили кучу денег, хотя немного на самом деле (по сравнению с тем, что нужно под такие проекты). Но вы сначала скажите: зачем эти затеи с островом Русским?
Сначала туда вложили деньги в понятный (хотя и не экономический абсолютно) проект создания комплекса сооружений для проведения саммита АТЭС. Все, что надо было сделать, – придумать, каким должен быть комплекс. Как вариант можно было вполне придумать что-нибудь дешевое и технологичное, скажем, модульный, сборно-разборный комплекс. Современные технологии позволяют поставить временное сооружение, чтобы там можно было с комфортом прожить неделю. Собрали, провели, убрали. Затем ждите, когда у вас появятся идея, земли, инвестиции.
Нет, вбухали деньги в капитальное строительство, мост, специальную трассу, водо-, электроснабжение. И все это приходится развивать, содержать, инфраструктура – такая штука, которая «затаскивает». А саммит завершился – что с Русским делать?
Был хороший пример того, как делать не надо, – Большой Уссурийский остров под Хабаровском. После того как территорию разделили с КНР, на острове мы так ничего и не сделали. Потому что нет идеи, а вот у китайцев есть. То, что предлагали мы, ученые, показалось слишком просто, слишком дешево. Чиновники говорили: как бы нам придумать Концепцию освоения Большого Уссурийского острова? Да не надо концепции писать, надо дело делать. Нет ресурсов – не лезь, подожди. Пускай лучше там стоят военные гарнизоны, охраняют границы, больше толку будет.
– Вы нередко встречаетесь с новыми федеральными чиновниками, назначенными из Москвы. Как они объясняют заторможенное развитие территории?
– Да мы больше слушаем про всякие новые прожекты. Пытаемся интеллигентно объяснить: лучшее – враг хорошего. Фактически все идеи уже давно предложены и описаны. Почитать бы им – некогда. Подумать и вовсе тяжело. Лучшее, что можно сделать, – ничего не делать, если не знаешь, что и как. Но так не получается. Все норовят инициативу проявить. А она стоит дорого.
