Клерсфельд Владимир Михайлович , 54 года. Родился в Спасском районе, в семье переселенцев. Окончил среднюю школу и Приморский сельскохозяйственный институт.
Служил в армии. Уволившись в запас, работал в сельском хозяйстве — прошел путь от главного инженера-механика в совхозе до заместителя председателя «Агросоюза», первого негосударственного объединения в стране, преследовавшего цель реформировать аграрный сектор в Приморском крае. «Агросоюз» просуществовал недолго («его задушила еще сильная в начале 90-х государственная вертикаль»), вновь образовалось краевое Управление сельского хозяйства. Поработав в нем пару месяцев, ушел («вокруг началась политическая возня»). Вместе с друзьями образовал ассоциацию, а вскоре АОЗТ «Агропромэкспорт», где занимался бизнесом, в основном с китайской стороной. В 1995-м ответил согласием на предложение краевых властей возглавить Приморскую Продовольственную Корпорацию, учредителем которой стала администрация края.
Женат, имеет сына и внучку.
Страстный охотник («самый памятный трофей — медведь»). Приверженец аналитической прессы.
Самое большое разочарование за последние пять лет — «у нас, в России, деловая репутация ничего не стоит».
Личный недостаток, с которым ничего не может поделать, — «я по натуре взрывной, что иногда мешает требовать от подчиненных».
Владимир Клерсфельд не причисляет себя к плеяде «красных директоров», хотя признает, что в административно-хозяйственной деятельности собаку съел еще в советские времена.
— Владимир Михайлович, мне кажется, вы зря открещиваетесь от типа советских руководителей. Окрестив их «красными директорами», пресса все равно признает за ними хватку, жизнестойкость, умение сплотить вокруг себя людей. Медленно, но верно они становятся капиталистами.
— В большей степени я ощущаю себя государевым человеком, нежели директором определенного цвета. Что касается людей моего поколения, то среди них я не «белая ворона», тоже воспитывался на традициях Корчагина и Матросова, был членом партии. Но мне не импонирует руководитель, живущий прошлым. Сам не ностальгирую по ушедшим временам и в других этого не люблю. Потому что занимавшие в семидесятых—восьмидесятых высокие посты и жившие тогда без особых забот сегодня неплохо обустроились и, как правило, живут еще лучше. Когда костерят нынешнее время, откровенно блефуют. Может, таким образом они неосознанно отгораживаются от системы, которая для них остается чужой. А может, все гораздо проще. Феномен того обстоятельства, что большинству нашего народа хочется вернуться в тихие, застойные времена с полученной в сегодняшних временах свободой, хорошо объяснил актер Александр Филиппенко: «Да, тогда мы лучше жили, хотя жизнь лучше сейчас».
— Являясь некоммерческой организацией, которая поддерживает сельхозпроизводителей, Приморская Продовольственная Корпорация тем самым формирует местный продовольственный рынок. Каково, на ваш взгляд, его нынешнее состояние?
— Наши производители быстро учатся и с каждым годом составляют иностранцам достойную конкуренцию. Можно смело говорить, что в недалеком будущем у нас будет столь же качественная и привлекательная упаковка, такие же передовые технологии в хранении продуктов и в переработке сырья. Словом, состояние рынка позволяет делать оптимистические оценки и прогнозы: голод нам не грозит, наименований продуктов, произведенных в крае, становится больше, они соответствуют стандартам качества и находят своего потребителя.
— Имеет ли корпорация отношение к тендерам на поставку продовольствия силовым структурам?
— Самое непосредственное, ведь мы лоббируем интересы отечественных производителей, финансово проводим товарные потоки в подразделения МВД, воинские части, а также в места лишения свободы и учреждения социальной защиты.
— Коммерсанты, участвующие в тендере наравне с вами, заранее обречены на проигрыш?
— Несомненно, наши шансы гораздо выше. Но тут вот в чем дело. С одной стороны, тендер — это хорошо, частные фирмы предлагают свежий продукт, по низким ценам. Но они, разумеется, заинтересованы быстрее получить выручку, короткие деньги. С другой стороны, это не всегда получается, так как заказчики ограничены в денежных средствах, у них на зарплату-то не хватает. Мы же, напротив, находясь «под защитой» госбюджета, можем себе позволить ждать, когда военные и МВД наконец рассчитаются. Ожидание часто затягивается до года и более. Получается, что работать по тендеру тяжело и зачастую неблагодарно, но участвует в них, тем не менее, немало компаний — во всем мире предприниматели, ухватившись за госзаказ, держатся за него изо всех сил. Потому что это стабильно.
— В таком случае можно ли тендер и конкуренцию назвать понятиями одного порядка?
— Лоббируя приморских производителей, мы вольно или невольно вынуждены конкурировать с другими компаниями, поставляющими продовольствие. К примеру, коммерсант из Абакана завез в Приморье свою алтайскую муку, продал ее и вырученные деньги увез обратно. Это невыгодно для края, поэтому мы всячески постараемся поддержать и создать условия для поставщика муки, скажем, из Уссурийска. Каждый уважающий себя регион заинтересован в том, чтобы производить у себя, создавать новые рабочие места, делать все, чтобы средства, полученные от реализации товаров, «не уплывали» к соседям. Все это имеет непосредственное отношение к экономической безопасности региона.
Мне известно распространенное мнение: взаимозачеты — это суррогатная форма оплаты. Но я, исходя из опыта, не вижу порочности в такой практике. Во всем мире взаимозачеты имеют хождение. А там, где повсюду используются «живые» деньги, там коррупция, соблазн залезть в государственный карман. Взаимозачеты, между тем, к рукам не прилипают.
— Вы сотрудничаете с товаропроизводителями различного уровня — от совхозов до комбинатов. А, допустим, фермер Иванов может работать с Продовольственной Корпорацией?
— Малый бизнес представлен в нашем партнерском списке не столь широко, как хотелось бы, но я уверен, что в конечном счете он будет с нами. Для этого нужна обширная сеть оптовых рынков, где проводились бы аукционы для поставщиков сельхозпродукции и ее потребителей, где товаропроизводители находили бы друг друга. Это нормальная цивилизованная форма взаимоотношений между участниками продовольственного рынка. Я в Японии видел, как там все давно устоялось: свои проценты на рынке получают производители, переработчики, оптовые и розничные торговцы. В итоге развивается аграрный сектор, появляются рабочие места и так далее.
Что касается фермеров, то с нами работают 30—35 постоянно, и с каждым годом их число растет. Хочу отметить семью фермеров из пяти человек из Михайловского района, их товарищество называется «САМ», в этом году они поставили сельхозпродукцию на миллиард рублей, участвуют в совместном с японцами проекте по культивированию сои. С фермерами работать легко: хоть они и умеют деньги считать, но лишнего никогда не возьмут, у них высокая производительность, на них не давит социальная сфера, как в тех же совхозах.
— В каком кругу вы лично вращаетесь? С кем, к примеру, охотитесь, отдыхаете в застолье?
— Я ценю тех, кто со мной работал раньше, проверенных. И неважно, как у них сейчас сложилась жизнь: есть свое дело или нет, на щите или со щитом. Настоящих друзей всегда мало, они не появляются ниоткуда. И вряд ли их будет больше.
Рано или поздно замечаешь: если бы я не работал с этим человеком вместе, было бы проще с ним дружить. Для себя я давно решил — сначала работа, потом все остальное. Если не удается отделить дело от личных симпатий и антипатий, все может пойти насмарку. Можно быть добрым за свой счет, но когда речь идет о бизнесе, то по-другому нельзя. Мы в основной массе таковы, что не привыкли отдавать отчет своим поступкам, а этому надо учиться, без этого бизнес похож на детский сад.
— Наследие прошлого?
— Отголоски! Хотя глупо считать, что черная зависть, леность, забитость собственными комплексами присущи социализму, тоталитаризму, другим «измам», а не людской природе. Ничего не поделаешь с этими изъянами.
Нередко ловлю себя на том, что меня разражают люди, которые сверяют уровень своей жизни по тому, как живется соседям. Они впадают в болезненное состояние от этого сравнения и, даже особо не скрывая, желают ближнему провалиться сквозь землю с его благополучием.
— Это свойственно только русским?
— Не только. Люди, по сути, везде одинаковы. Все зависит от обстоятельств, среды обитания. Однажды я встретился с фермером русского происхождения из Австралии по фамилии Хмелев. Меня поразило, насколько же он все-таки русский — цельный, с сильной жизненной позицией, уважающий себя. Запомнились его слова: «Десять процентов настоящих русских живут и работают у нас, в Австралии».
— Хочется верить, что немалый процент таких же русских остался и в самой России, где царит своя, как вы говорите, среда обитания. К слову, о среде. Один бизнесмен меня убеждал, что деловые отношения должны строиться на неформальном общении. Такова, говорил, местная специфика, которую нельзя не учитывать.
— Смущает, что ему, судя по всему, удается таким образом налаживать плодотворные контакты, коль он не является простым банщиком. Думаю, он мало встречал достаточно проницательных людей, чтобы убедиться в своем ошибочном представлении о том, как завязываются деловые знакомства высокой пробы.
Отношения надо строить на порядочности. Проходит 5—6 добросовестных сделок, прежде чем наступит потепление. Тогда уже и товар под реализацию без опасений даешь. Неформальность между двумя людьми, конечно, бывает уместной и имеет свои плюсы, но объективно судить о деловом человеке можно только ответив на вопрос: дорожит ли он своим словом и именем?
