115 лет назад родился писатель, оставивший потомкам очень сильные произведения о Дальнем Востоке времен Гражданской войны.
Александр Фадеев приехал с матерью на Дальний Восток к ее сестре-революционерке Марии Сибирцевой в 1908 г. Поселилась семья в Чугуевке, а сам Фадеев в 1910 г. поступил во Владивостокское коммерческое училище, столуясь у родни вместе с двоюродными братьями-большевиками Игорем и Всеволодом Сибирцевым. В 1918 г. Фадеев вступил в РКП(б) и с поддельным паспортом на имя Александра Булыги был направлен агитатором в партизанский отряд. Вскоре в горниле Гражданской войны погиб его брат Всеволод, а раненый Игорь, чтобы не быть обузой отряду, застрелился. Этот выстрел оставил неизгладимое впечатление в душе будущего писателя…
В 1920 г. Фадеев принял участие в эвакуации вооружения и боеприпасов из Приморья на Амур. На пароходике «Пролетарий» с прицепленной баржей он проделал шесть рейсов по реке Уссури. «Постоянное напряжение, опасности, наши, иногда кровопролитные, схватки с дезертирами из армии, не раз пытавшимися овладеть пароходом, чтобы удрать за Амур, — все это только бодрило душу», — воспоминал Фадеев. При этом в детстве из-за вида крови из пальца Фадеев лишался чувств, но закалился в боях и закончил Гражданскую войну в должности комиссара Спасского отряда.
Фадеев написал несколько заметок в газете «Партизанский вестник» партизанского штаба в селе Фроловка. «Как писатель, — говорил Фадеев, — своим рождением я обязан этому времени. Я познал лучшие стороны народа, из которого вышел».
В 1921 г. Фадеева, как боевого партизана и заслуженного большевика, избрали делегатом на X Всероссийский съезд РКП(б). Во время заседания вспыхивает Кронштадтский мятеж, и все делегаты прямо из зала идут на лед залива, чтобы взять Кронштадт. Идет и Фадеев. Получает ранения на льду и орден Красного Знамени. После лечения остается в столице. До конца жизни вспоминая дальневосточную тайгу…
Холодно и нужно
В 1923–1924 гг. выходят в свет его первая повесть «Разлив» и рассказ «Против течения», посвященный памяти Игоря Сибирцева. В 1926 г. издан его первый роман «Разгром».
«Фадеев был интересным мужчиной, с шармом, нравился женщинам. В журнале работала прелестная девушка Оля Ляшко. Фадеев ее соблазнил. А когда она однажды пришла к нему, он даже не вышел, а в грубых, матерных выражениях велел гнать ее. Через несколько дней это повторилось, потом еще… А в Олю был по уши влюблен молодой, очень способный писатель Дмитриев. Ради нее он согласился на совершенное безумство. Они сняли номер в Доме крестьянина на Трубной площади, где Дмитриев застрелил Ольгу, а потом себя». Этот выстрел также оставил след в душе Фадеева.
Талант Фадеева заметили, он вошел в оргкомитет Союза писателей и был приглашен на встречу со Сталиным на квартире Максима Горького 26 октября 1932 г. Фадеев стал любимчиком Сталина, и тот предложил впоследствии именовать руководителя Союза писателей СССР генеральным секретарем и повелел избрать на этот пост именно Фадеева. Фадеева избрали и членом ЦК партии. В декабре 1939 г. Сталин пригласил его на свое 60-летие, которое справлялось в узком кругу.
Фадеев стал обладать огромной властью, разрываясь между литературой и бюрократией, оставаясь в душе все тем же Сашкой с оттопыренными ушами. Началась война соцреализма с декадентской литературой, и Фадеев стал солдатом Сталина на этой войне.
«Мы слишком зависели от него, — вспоминал писатель Чуковский. — От него зависели пайки, жилье и возможность печататься, которая была столь узка; и сталинские премии, и строго нормированная газетная слава, и вообще вся та оценка твоей личности, от которой полностью зависели и ты сам, и твоя семья».
Пока Фадеев руководил Союзом, было арестовано 39 870 писателей, из них 33 тыс. расстреляли. Многие застрелились. Приложил руку к этому и Фадеев, искренне считая произведения многих не соответствующими идеям коммунизма. Но все же это были его литературные братья, и Фадеев начал пить. Запойно. «Я приложился к самогону еще в 16 лет, — вспоминал он. — Когда был в партизанском отряде на Дальнем Востоке. Сначала я не хотел отставать от взрослых мужиков в отряде. Я мог тогда много выпить. Потом я к этому привык. Приходилось. Когда люди поднимаются очень высоко, там холодно и нужно выпить. Хотя бы после. Спросите об этом стратосферников, летчиков или испытателей вроде Чкалова».
«Он пил, почти не закусывая, — вспоминал Чуковский. — Было страшно смотреть, сколько водки он в состоянии поглотить. Пьянел медленно, лишь лицо его постепенно краснело и от этого становилось еще красивее под седыми волосами. И оставалось жалко его. Мы-то думали, что он человек, творящий законы времени, а он еще больше раб этих законов, чем мы».
В 1953 г. умер Сталин. Фадеев тяжело переживал это, так как был сталинистом до мозга костей. Хрущевскую оттепель писатель не принял, а возвращавшиеся из ГУЛАГа писатели не приняли Фадеева. Писательница Берзинь демонстративно не подала Фадееву руки в клубе Союза писателей и на всех творческих встречах не переставала повторять: «Нас всех посадил Сашка!»
Сам Фадеев уже давно бросил писать. Его перестали принимать во власти. Он стал пить еще больше и уходил в запой на недели. По многу месяцев лежал в Кремлевской больнице, выходя из запоев, а потом опять «лечил депрессию».
.jpg)
Лошадь ломового извоза
«Дальний Восток у меня в крови с детства» — и Фадеев на два года возвращается сюда.
В 1933 г. он отправляется на Дальний Восток с экспедицией кинорежиссера Довженко в качестве сценариста. «Из Владивостока мы поехали катером в звероводческий совхоз, потом — дрезиной — на станцию Кангауз (ныне — Анисимовка) (строится новая железнодорожная ветка через страшнейшую тайгу и сопки) и в угольной вагонетке (вымазались, как черти!) на Сучанские рудники. Ходим в шубах с мужичьего плеча, седые, с интеллигентными лицами, похожие на декабристов в ссылке. Едим рябчиков и зайцев собственного убоя и приготовились идти в тайгу на крупного зверя. С Сучана пошли таежными тропами (общей сложностью километров 300) в Улахинскую долину, в которой я вырос… Я не могу об этом без слез вспоминать», — писал Фадеев.
Вернувшись из тайги, Фадеев принимается за написание «Последнего из удэге», уединяется на даче на 19-м километре, где «больше писал и жил абсолютно один». Много гулял один и жил, можно сказать, воспоминаниями: «Я жил на девятнадцатой версте, бродил одиноко по Океанской. Иногда я пешком ходил во Владивосток через Седанку, Вторую Речку, Первую Речку… Я выходил на Комаровскую, заходил во двор домовладения, где жил в детстве у Сибирцевых. И все было таким же, как в детстве (только на пустыре против дома, где мы играли в футбол, поставили цирк). Да, все было таким же, только я уже был другим, и рядом со мной не было решительно никого из тех людей, которых я любил…»
И Фадеев окончательно возвращается в Москву. «Последний из удэге» так и останется недописанным…
Однажды его секретарь днем зашла в спальню Фадеева и увидела его лежащим в кровати, а рядом на столике — бутылка водки, пистолет и записка. Она забрала оружие, выругала его, после чего он успокоился. В марте 1955 г. Фадеев вдруг бросил пить. Видимо, у него зрело какое-то решение.
13 мая 1956 г. писатель спустился на кухню, однако завтракать не стал, а велел позвать его к обеду. В 12 часов домашние услышали звук, словно упал стул. В 15 часов сын Миша пошел звать отца к обеду, но увидел его полусидящим высоко на подушках на диване, по пояс обнаженным. Фадеев застрелился. Пуля из нагана вошла точно в левый сосок. Выстрел был произведен через подушку. На столе стоял портрет Сталина и лежала записка в адрес ЦК КПСС: «Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет связанный с партией, с рабочими и крестьянами, одаренный богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединенная с прекрасными идеалами коммунизма. Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел.
Литература — этот высший плод нового строя — унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти — невежды.
Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни. А. Фадеев».
Юрий УФИМЦЕВ, специально для «К»
