В 1900 г. профессор японской словесности Восточного института (ныне ДВФУ) Евгений Спальвин получил задание подыскать в Японии для института лектора-японца — природного носителя языка с хорошим образованием. Спальвин нашел такого человека. Им стал Маэда Киецугу (Сэйдзи), сыгравший одну из ролей в истории взаимоотношений между Россией и Японией.
Молодой человек окончил немецкое отделение Токийской школы иностранных языков, знал немецкий и английские языки, а также имел опыт преподавания японского языка иностранцам. В качестве проверки он составил для Спальвина сборник рассказов и преданий из различных районов Японии.
1 августа 1909 г. Маэда был зачислен в институт на должность лектора японской словесности с жалованьем в 800 руб. в год и с предоставлением бесплатной квартиры в здании института. Приамурский губернатор Николай Гродеков утвердил Маэду на этой должности. За свою работу Маэда получил от генерал-губернатора серебряную медаль на ленте Станислава.
Маэда принял российское подданство и стал Захарием Александровичем Маэда (по законам тех лет, гражданство давалось только при условии нахождения прихожанином в православной церкви не менее пяти лет). Поэтому Маэда крестился. Во время Русско-японской войны Маэда в Японию не вернулся, а был эвакуирован в Улан-Удэ.
В январе 1907 г. министр иностранных дел России А. П. Извольский высказал японскому посланнику Мотоно «мысль о желательности общего соглашения между Россией и Японией, могущего прочно обеспечить мирное развитие взаимных отношений обеих держав». Мотоно выразил готовность обсудить предложения. Царь поставил свою резолюцию: «Очень рад».
Однако в России было довольно много людей, выступавших против договора с японцами.
Особенно противился генерал-губернатор Приморского края П. Ф. Унтербергер, считавший, что на самом деле Япония готовится напасть на Россию. Выступили против и российские промышленники, но были нейтрализованы обещанием правительства закрыть порто-франко Владивосток и тем самым обеспечить равные условия конкуренции импортным и отечественным товарам.
В Японии также имелись силы, противящиеся нормализации отношений между двумя великими соседями. В Стране восходящего солнца началась травля всего пророссийского, и закончилось террористическим актом против преподавателя Восточного института из Владивостока.
Однако, несмотря на провокацию, 15 (28) июля правительство России разрешило открыть консульства Японии во Владивостоке и Николаевске-на-Амуре, а правительство Японии — консульства России в Цуруге и Отару. Был подписан торговый договор, согласно которому царское правительство обязывалось не нарушать равенство в таможенном обложении по морской и сухопутной границе. А японское обещало сохранить выгодный для русских экспортеров учет и очистку керосина не по весу, а по объему. Договор признавал принцип наибольшего благоприятствования во внешней торговле и в мореплавании двух стран. Царское правительство дало указание командирам охранных судов «быть снисходительными и избегать резких столкновений с японцами».
Кроме того, 17 (30) июля в Петербурге было подписано российско-японское соглашение по общеполитическим вопросам, по которому обе стороны обязались уважать территориальную целостность друг друга и все права, вытекающие из существующих между ними договоров. По Японии прошли массовые празднества в честь заключения договора, а сам факт подписания договора означал не только разрядку в русско-японских отношениях, но и свидетельствовал о сближении обеих сторон. «Японо-русское соглашение не только считается залогом долгого мира на Дальнем Востоке, но и ускорением прочного сближения с нами», — писал русский посланник в Японии Ю. П. Бахметьев.
Но и в России, и в самой Японии были силы, не хотевшие сближения двух соседей и делавшие все, чтобы помешать этому. Летом в японских газетах началась травля находившихся здесь в командировке преподавателей Восточного института. В газете «Токио — Асахи» появилась статья от 4 августа 1907 г. о том, что Маэда Сэйдзи «во время Русско-японской войны служил в русской армии, стал личным переводчиком генерала Куропаткина и получил Георгиевский крест, а после войны преподавал в Восточном институте, а также подозревался в том, что он предал Родину». Остальные преподаватели Восточного института также определялись не иначе как шпионами.
А 14 августа 1907 г. Маэда Сэйдзи, прибывший сюда для заказа японских шрифтов и книг для Восточного института, был убит в токийском парке Сибакоэн Имамурой Кацутаро, бывшим инспектором рыбных промыслов из Николаевска-на-Амуре. На следующий день газеты запестрели заголовками: «Подозрительный субъект Маэда Сэйдзи убит», «Продавшего Родину Маэду Сэйдзи настигает смерть», «Предатель Родины трагически погиб».
«Токио — Асахи» на первой странице написала, что Маэда Сэйдзи, «во время Русско-японской войны вступивший в русскую армию и, выступив против своей Родины и уже приняв российское подданство, в прошлом месяце, самым наглым образом вернувшись в Японию, поселился в гостинице «Центральная», которая располагалась неподалеку от Императорского дворца. Он встречался с российскими военными и другими неблагонадежными лицами, и есть подозрения, что занимался сбором секретных сведений относительно военных укреплений. Вчера, около часа пополудни, этот самый Маэда Сэйдзи трагически погиб от ножевой раны, нанесенной ему Имамурой Кацутаро.
Убийца, основываясь на сообщениях о том, что Мазда Сэйдзи подозревается в шпионаже в пользу России, и уже давно относившийся к нему с большой неприязнью и горевший желанием при случае с ним встретиться и лично высказать свои разоблачения, во время обеда в ресторане заявил: «Я абсолютно уверен, что ты являешься русским шпионом. Если тебе есть что сказать в свое оправдание — говори!» Маэда смешался, пытался начать разговор, но разозлил Имамуру еще больше и бросился бежать. Убийца догнал его и нанес удар ножом…»
После смерти преподавателя Спальвин также опубликовал статью: «Жизнь Маэды Сэйдзи, обладавшего уникальной приверженностью науке и широким интернациональным кругозором, прервалась трагически из-за заблуждений невежественных людей. Он покинул этот мир, сраженный ударом безжалостного клинка».
Но убийство преподавателя не сорвало нормализацию российско-японских отношений, вызванную велением времени.
На следующий день после убийства в Японии официально был оглашен текст российско-японского договора, а 16-го числа передовицы с убийством сменили тексты договора для всеобщего ознакомления. В качестве цели в преамбуле провозглашались укрепление добрососедских отношений и устранение в будущем существовавших в истории двух государств недоразумений и заблуждений.
21 августа японские газеты заключили: «Политическое убийство не является ни честным, ни открытым, так как оно осуществляется тайно, оно не может быть ни праведным, ни величественным, так как оно основывается на злом умысле. Террор — это продукт жизнедеятельности темного и отсталого общества. Террор нужно остановить. Необходимо с гневом осудить все, что способно порождать террор».
27 августа премьер-министр Японии Сайондзи адресовал своим министрам документ «Инструкция к осуществлению японско-русских связей». «Японская империя и Россия на протяжении 50 лет были добрыми странами-союзницами, — говорилось в документе. — И хотя из-за неожиданной случайности они были ввергнуты в состояние войны, в настоящее время восстановлен мир, и отношения наших стран не только вернулись на прежний уровень, но и благодаря достижению взаимопонимания между нашими народами правительства обеих стран неустанно работают над устранением причин всевозможных конфликтов в будущем, что способствует установлению мира и стабильности на всем Востоке и что сделало реальностью договор между нашими странами. Руководители администрации должны обратить на этот вопрос самое пристальное внимание и сделать все возможное для того, чтобы население освободилось от представлений прошлого и силою правды воспитывалось в духе сотрудничества».
В Токио в 1931 г. вышла книга профессора японской словесности Евгения Спальвина «Япония: взгляд со стороны». Спальвин писал: «Вопрос о том, кто сильнее — человек или тигр, решается чрезвычайно просто. Наш квартиродатель очень хочет завести кошку, но не может себе позволить этого по той причине, что, если он будет держать кошку, семейство кошачьих в его доме будет превалировать над людьми. Дело в том, что три члена его семейства родились в год Тигра, и сейчас налицо баланс: «тигров» трое и людей тоже трое. Однако если в доме появится хотя бы одна маленькая кошка, «кошачий элемент» победит, что может стать причиной многих семейных неурядиц. Как бы то ни было, в этом семействе считают, что даже маленькая кошка может разрушить существующий количественный баланс людей и «тигров» в семье».
Вспоминая слова премьер-министра Сайондзи, хотелось бы верить, что количество черных кошек никогда более не будет превалировать над человеческими отношениями между народами Японии и России.
Юрий УФИМЦЕВ, специально для «К»
