Последнее время основной «напастью» приморской погоды являются ледяные дожди, покрывающие зеркальной коркой дома, дороги, машины и доставляющие жителям края и его столицы многочисленные проблемы и неприятности. А что волновало жителей Приморья сотни лет назад?
«Но что было поистине убийственно – это туманы. Сырость и туманы Лондона, насколько я с ними знаком по описаниям, ничто в сравнении с сыростью и туманами полуострова Амурского, и всего морского побережья Южно-Уссурийского края…», – писал в 1887 г. Михаил Гребенщиков, писатель.
Причем туманы эти были живыми, обильно наполненными «мертвыми» историями. В сущности, являясь обычным коллоидным раствором, туман, наполняясь тишиной, страхами, перестает быть обычным атмосферным явлением и становится мороком. Изменяя сущность всего. Превращая звук наутофона в уханье кракена, идущего навстречу человека – в его душу.
Исследователь Владимир Арсеньев вспоминал: «После ужина я взял ружье и пошел прогуляться вблизи бивака. Отойдя с полверсты, я сел на бурелом и стал слушать. Кругом царила тишина, только вверху на перекатах глухо шумела вода. На противоположном берегу, как исполинские часовые, стояли могучие кедры. Они глядели сурово. Точно им известна была такая тайна, которую не следовало знать людям, и от этого становилось жутко и тоскливо.
После теплого дождя от земли стали подниматься тяжелые испарения. Они сгущались все более и более, и вскоре вся река утонула в тумане. Порой легкое дуновение ветерка приводило туман в движение, и тогда сквозь него неясно вырисовывались очертания противоположного берега, покрытого хвойным лесом.
В это время я увидел в тумане что-то громоздкое и большое. Оно двигалось по реке мне навстречу, медленно и совершенно бесшумно. Я замер на месте; сердце мое усиленно забилось. Но я еще больше изумился, когда увидел, что темный предмет остановился, потом начал подаваться назад и через несколько минут так же таинственно исчез, как и появился. Был ли это зверь какой-нибудь или это плыл бурелом по реке, не знаю. Сумерки, угрюмый лес, густой туман и, главным образом, эта мертвящая тишина создавали картину невыразимо жуткую и тоскливую. Мне стало страшно. Я встал и поспешно пошел назад».
Человек, на 90% состоящий из воды, попадая в туман, в нем и растворяется. Иногда навсегда. Уходя в небытие. Туман – это всегда страх.
«Итак, если ветер начал дуть с моря, надо ждать тумана, – писал Владимир Арсеньев в 1908 г. – В таких случаях действительно резко очерченная линия горизонта постепенно становится неясной, расплывчатой, неопределенной. Кажется, будто она затянута мглою. Мгла эта двигается к берегу и как будто подымается все выше и выше, постепенно становится гуще и наконец превращается в туман. Иногда туман образуется на горизонте сразу, и в таком случае он двигается стеною. Медленно ползет он к берегу, взбирается по распадкам в горы, заволакивает мысы и заполняет собою долины.
Горные вершины кажутся разобщенными, одинокими островами, а самый туман – наводнением. Впечатление это настолько сильно, что неохотно и с робостью спускаешься с озаренного солнцем возвышенного места и с опаской погружаешься в море тумана».
С туманами и кем-то в них обитающим в своих путешествиях по краю Владимир Арсеньев встречался не раз. Например, во время наводнения на Билимбе (ныне река Таежная в Тернейском районе): «Уссурийский туман – одно из самых страшных бедствий в этих краях, страшнее его только бус. В середине погожего дня воздух вдруг начинает густеть. Тишина стоит такая, что слышишь собственное дыхание. Шумит в ушах. И неожиданно все вокруг начинает сереть, исчезать, стираться. Все становится беззвучно, глухо, мертво. Голос на другом конце сампана едва слышен. Звуки гаснут, растворяются в загустевшем воздухе. Все глохнет, время как будто останавливается. Еще несколько минут, и мир перестанет существовать, все вокруг суживается. Видимость – в радиусе двух-трех шагов, и то не всегда: порой видимости хватает на полшага. Это и есть уссурийский бус, проклятье здешних мест.
Бус – неприятность на суше и настоящее бедствие для тех, кто в море. На суше он не так страшен: там можно идти с палкой или ощупью – один ведет другого сквозь белую жидкую вату. Люди перекликаются – на суше голос резонирует от земли и пробивает гущу буса. Бус на море для звука практически непроницаем. Он закрывает солнце так плотно, что в этом белом вакууме теряется последний ориентир.
Бус – это не туман, это особая разновидность микроскопического водяного пара, возникающего вследствие разницы температур подводных течений. Где-то, даже на расстоянии нескольких десятков миль, случился неистовый тайфун, он перемешал подводные течения – те, что идут с севера, от Татарского пролива, и те, что текут с юга, ответвляясь от тропического Куросиво. Разница в температуре воды вызывает на ее поверхности и густое неподвижное испарение, и на пространстве, охватывающем порой несколько сот миль, поднимается непробиваемая стена буса. Под обманчиво неподвижной гладью воды вращаются широкие медленные реки, они меняют свое течение, принимают форму то кругов, то восьмерок, то спиралей… Все, что плавает, вовлекается в губительное вращение. Случаются вещи страшные. Мы сидели на краю сампана, и нами все больше одолевал страх».
Плотный туман в Приморье местные поселенцы называли бусом по аналогии с мучной пылью, образующейся при помоле зерна на мельницах. Белой, плотной и непроницаемой. А местные дети даже изобрели игру в бус. Во время тумана закрывали глаза, кружились, а потом, потеряв ощущение реальности и ориентировку, шли на ощупь или голос. Но плутание в бусе, по большей части, было не забавой, а довольно опасным делом.
«Надо быть очень осторожным, когда приходится в туманную погоду подходить к берегу для опознания его; в этом случае, как испытанное средство, рекомендуется производить на судне, от времени до времени, выстрелы из орудий по направлению к опознаваемому берегу; выстрелы эти много помогают к рассеянию тумана на короткое время по направлению выстрела, – гласила официальная инструкция 1901 г. к плаванию по заливу Петра Великого. — Нелишне помнить также, что в тумане бывает часто возможным увидать сперва бурун по краю берега, а потом уже сам берег».
Но берег «увидать» доводилось в туман отнюдь не всем. «Отец рассказывал как-то, что посередине Амурского залива, на расстоянии нескольких верст от берега, в плен к бусу на две недели попал караван шаланд, – вспоминал один мальчик, проживавший здесь в первой четверти XX века. – Течение от устья Лянчихе (на станции Океанской во Владивостоке) водило их по кругу на одном месте. На второй или третий день на шаландах кончились еда и питье. Через неделю манзы стали умирать, через две недели их вымерло две трети, а оставшиеся были еле живы. Но вот в один прекрасный день поднялся ветер, за несколько минут рассеял смертельный туман, и в половине версты от себя несчастные увидели землю – берег Первой Речки и рыбачьи фанзы. Если бы они догадались, где их подстерег бус, то без особых усилий смогли бы добраться до берега вплавь, в живых остались бы все тридцать или тридцать пять рыбаков, они не умерли бы от голода и жажды. Вот и нас за несколько минут накрыл точно такой же кошмарный бус…»
Туманы не потеряли актуальности и в наше время. Например, в бухте между бухтами Синий краб и Три поросенка есть табличка девушке. В густом тумане участница соревнований по спортивному ориентированию сорвалась с отвесной скалы и разбилась.
Юрий УФИМЦЕВ
