 |  |
| Японские интервенты уничтожают корейские поселения. |
В борьбе за независимость
После свершения Октябрьской революции в России и окончания Первой мировой войны, в находившейся под управлением Японской империи Корее началось движение за независимость. В 1918 г. тысячи людей вышли на улицы с требованием предоставить стране свободу. Руководители движения составили декларацию независимости Кореи и отправили ее на Парижскую мирную конференцию, на которой решалось послевоенное устройство мира. Они также обратились за помощью к американцам. Но ни американцы, ни другие страны-победители не ответили на послание, и тогда сами корейцы взялись за оружие.
В марте 1919 г. восстала почти вся страна. Корейцы, жившие в Приморье, как могли, помогали восставшим. В 1919 г. революционная Корейская организация из Владивостока скупала и отправляла в Корею оружие.
«Корейская слободка во Владивостоке разукрашена национальными и красными флагами: сегодня у корейцев праздник — демонстрация независимости, — вспоминали очевидцы этих событий. — Происходят митинги. Японская жандармерия присматривается, шмыгает по корейским фанзам, срывает декларацию».
Переотправка вооружения и патронов из Владивостока в Корею крайне затрудняется — белые усиливают досмотр. В самой же Корее японцы объявляют военное положение и топят восстание в крови. Во Владивосток из Кореи начинают прибывать беженцы-революционеры, спасающиеся от японского террора. Приезжает в и народный герой Кореи Хом Бен До, впоследствии побывавший на приеме у Ленина.
Однако и в Приморье японцы, являвшиеся в тот период хозяевами положения, также начинают антикорейский террор, громят Корейский национальный совет в Уссурийске и его Владивостокское отделение. Множество корейцев уходит в сопки и присоединяется к приморским партизанам. Корейцы активно включаются в антияпонскую борьбу на территории Приморья. В районе Дальнереченска при освобождении Приморья от интервентов полностью погибла корейская рота, насчитывавшая 106 человек...
Партизаны, винтовки, опиум...
«Я занимался сбором и снабжением партизан оружием, — можно прочитать в воспоминаниях Георгия Вырлана, одного из первых приморских чекистов. — Оружие собиралось в районе казарм 6-го саперного полка, с фортов района бухты Улисс, грузилось на шаланды и отправлялось морем к партизанам в бухту Кангауз. Группы никогда не называли себя по фамилиям, а просто говорили: группа Назара, группа Ганса.
В 1921 — 1922 гг. рабочими-грузчиками был установлен контакт с корейской молодежью в деле транспортировки оружия. Обычно провозом из Владивостокских фортов занимались парусные корейские шаланды, на которых плавали корейские партизаны.
Ведавший подрывной деятельностью партизан Леонид Бурлаков вызвал меня к себе и сказал: «Тебе, Жора, поручено серьезное задание: 23 июля быть в Амурском заливе, туда прибудет баржа-шаланда, там она догрузится, примет дополнительно груз. Вам надо делать все, чтобы шаланда прибыла в бухту Кангауз».
25 июля шаланда бросила якорь на рейде, я с берега увидел на шаланде корейца. Я понимал, что если нас задержат белогвардейцы, то жизни конец. Волнению не было конца, это заметил кореец. При мне был наган и две гранаты, поэтому я решил живым в руки белогвардейцев не даваться.
Тронулись, поравнялись со сторожевым пунктом белогвардейцев. Кореец успокаивал меня: «Моя все пути знай», — а сам не менее моего волновался. Наконец пункт брандвахты белогвардейцев остался позади, открылись просторы моря. Путь к Кангаузу открыт. Однако кореец предупредил, что опасность не миновала, катера морского контрольно-пропускного пункта как раз в такую погоду и бороздят море. Но никаких катеров мы не повстречали, на следующий день благополучно прибыли к партизанам.
Началась разгрузка шаланды. Сначала выгружали продукты, затем ящики с винтовками, бочки с порохом, взрывоматериалы, боеприпасы, телефонные аппараты. И их было так много, что становилось жутко. Я подумал, что не зря я так сильно волновался.
Во Владивосток возвращаться было запрещено, и меня привели в Венедиктовку, где стоял отряд тов. Анисимова. В июле — октябре подрывная команда отряда, куда меня определили, принимала участие в боях. Взрывала эшелоны, броневики, паровозы, мосты. В августе нас посадили на катер «Сокол», «на серьезную операцию». События развивались следующим образом.
9—10 августа 1922 г. двумя группами прибыли подрывные команды Василия Балинского. Операцию возглавлял помощник командира отряда по разведке Петр Воробьев. Утром 11 августа прибыл катер «Сокол». Подрывники в количестве 15 человек сели на катер. Воробьев объяснил, что на японском пароходе «Танси-мару», который пришвартовался в бухте Шкотово, есть русские партизаны, которых увозят в Японию, и наша задача их освободить.
При подъезде к японскому пароходу наш катер был обстрелян. Подрывники поднялись по трапу на японский пароход и там на палубе обнаружили русского белогвардейца, который открыл стрельбу из нагана по партизанам. Белогвардеец был разоружен и спущен на катер. При осмотре парохода партизан не было обнаружено, но в трюме оказалось пять мешков с опиумом, которые также были сгружены на палубу «Сокола», и партизаны, сойдя с японского парохода, взяли курс к бухте Кангауз.
В пути следования белогвардеец — начальник таможенного поста Шкотово — прыгнул в воду, пытался бежать. По нему открыли стрельбу, он был ранен в живот и извлечен на катер из моря. Впоследствии опиум был сдан заместителю уполномоченного по Ольгинскому уезду тов. Михайлову (кличка Паря)».
На тайном фронте
После изгнания Японцев из Приморья в 1922 г. многие бывшие корейские партизаны продолжали борьбу с Японией уже на других, секретных, фронтах, приближая дату освобождения своей страны.
Так, например сотрудник японского консульства, он же сотрудник ГПУ Владивостока Ким добывал в консульстве самые оперативные данные, позволявшие пресекать подрывную деятельность японской миссии.
«Тогдашний генеральный консул Японии во Владивостоке Ватанабе Рие был офицером генерального штаба Японии и прибыл во Владивосток еще до Первой мировой войны, — вспоминал один из коллег Кима по ГПУ. — В нашем распоряжении было немало документов, изобличавших его и сотрудников консульства в шпионаже. Для предотвращения деятельности японцев ГПУ не раз проводило действенные и оригинальные операции. Например, такую.
Владивостокский порт. Японцы посылают на родину, как всегда, большой и объемистый дипломатический багаж. Этот багаж, как известно, не подлежит досмотру. Летят с причала на пароход чемоданы, мешки, пакеты, ящики… Один ящик оказался слишком большим и тяжелым, пришлось поднимать его на судно лебедкой. Но как только ящик подняли, лопнул трос, ящик сорвался с талей, рухнул на причал и рассыпался. Грузчики, пассажиры, провожающие ахнули от неожиданности. Из-под обломков ящика, кряхтя и охая, вылез солидный мужчина с бородкой а-ля Николай Второй, в теплом бухарском халате с кисточками поверх военного кителя и в совершенном смятении стал растирать ладонью ушибленную макушку.
Этот необыкновенный живой груз тут же, разумеется, задержали и доставили по назначению. Господин в халате оказался неизвестным белогвардейским офицером. После установления советской власти по фальшивым документам, сфабрикованным подручными Ватанабе, он слонялся по Приморью то под видом коммивояжера, то странствующего монаха. По совместительству собирал для японской разведки различные сведения стратегического и военного характера. Он имел в своем распоряжении целую сеть агентов, разбросанных в основных пунктах южного Приморья... Мы знали, какой груз упакован в дипломатическом ящике. И трос сорвался неслучайно».
