Зачем вообще России платное высшее образование и почему в некоторых странах его нет? Если кратко, платное высшее образование обеспечивает гибкость консервативного по своей природе образовательного процесса, давая возможность адаптировать его к новым вызовам быстро меняющейся жизни. Именно жизни – в самом широком смысле этого слова, а не только «экономики».
Эта гибкость достигается, с одной стороны, расширением рамок допустимого в образовательных экспериментах, а с другой – оперативностью реагирования на «запросы рынка» (опять же – «рынка» в широком смысле, а не только как «заказа корпораций на выпуск определенных специалистов»). Соответственно, в странах, ориентированных на инновационное развитие – новации в экономике, в культуре, в социальной сфере, – платное высшее образование традиционно занимает большой сектор образовательных услуг. И наоборот, там, где новации не являются приоритетом или обеспечиваются кадрами из других стран, потребность в собственном платном высшем образовании невелика, а с учетом неизбежной социальной напряженности, которую влечет за собой разделение людей по принципу «доступности знания за деньги», не поощряется национальной политикой: в этих странах «гордятся своим бесплатным образованием».
Но на самом деле это – популизм: ублажая патриотические чувства своего электората разговорами «за бесплатность», на деле там просто привлекают нужных специалистов за рубежом, скромно умалчивая о платном образовании последних.
Можем ли мы у себя в России отказаться от платного образования? Нет. И дело не в деньгах, а как раз в выше обозначенной причине: бесплатное образование за государственный счет – медленный, консервативный, чрезвычайно «стойкий к реформированию» процесс, не способный быстро реагировать на вызовы. В нем, чтобы внедрить новую образовательную программу, не говоря уже о подготовке какой-то новой специальности, требуется многолетний период разработки, экспертизы, согласования, одобрения, включения в бюджет, аккредитации образовательных центров, распределения госсредств по вузам и т. д. Три, а то и пять лет – это минимум. Потом еще нужно пять лет на собственно обучение как таковое.
Итого десять лет с момента осознания проблемы до торжественного дня «Первого Выпуска». За десять лет не то что «поезд уедет», даже черепаха успеет уползти на другой край Земли. Ни о каких новациях тут можно и не думать.
Отказавшись от платного образования, мы сразу поставим себя в ситуацию, когда специалистов для «переднего края» придется привлекать только за рубежом. Соответственно, можно забыть о надеждах на технологический и тем более культурный суверенитет, не говоря уж о минимальной конкурентоспособности российского бизнеса.
Должно ли государство регулировать сферу платного высшего образования? Разумеется, должно. Уже хотя бы потому, что тут слишком много соблазнов для злоупотреблений и такое понятие, как «мельница дипломов», к сожалению, прочно вошло в нашу жизнь.
Образование – это деятельность, продукт которой плохо поддается количественной инвентаризации. Это не валенки на складе спецодежды, недостачу которых легко обнаружить при пересчете и сверке с бухгалтерской книгой. Получил человек знание или не получил, а если получил, то насколько готов применить, – категория, согласитесь, весьма эфемерная.
Могу лично свидетельствовать: даже в моей весьма скромной преподавательской практике в университете мне регулярно приходится иметь дело со студентами, фактически не умеющими ни читать, ни писать. (Упреждая язвительные замечания, сразу оговорюсь – речь идет о представителях титульной нации. Не мигранты. Не «понаехавшие». Именно русские – ни бельмеса по-русски от слова «совсем»).
Бакалавры специальности «математических методов в экономике» не могут решать простейшие задачки из школьной арифметики, а если не дай Бог вдруг понадобилось перевести единицы измерения (например, километры в метры), панически лезут за помощью в Гугл (!). А ведь все они попали в вуз, сдав успешно ЕГЭ, причем с баллами явно выше «проходного». Вот вам и «валенки». Страшно подумать, до каких командных высот дорастут эти «специалисты», выйдя из альма-матер, и каких дел они успеют натворить даже из «благих побуждений», прежде чем их обезвредят, изолировав от общества. Судя по происходящему вокруг, некоторые таки доросли.
Но даже злоупотребления – еще не самая страшная опасность. Дело в том, что формулирование вот этих самых «новых вызовов» в оболочку «образовательной заявки на востребованных специалистов» – целиком прерогатива конкретных фигур влияния. И эти персоналии тоже, мягко говоря, небезупречны. Вопиющие случаи, когда, например оборонное предприятие, руководимое собственником, занимавшим до этого пост главного прокурора Приморского края, отказывается выполнять гособоронзаказ под мотивом его «недостаточной выгоды» для его – прокурора – личного бизнеса, увы, не такая уж редкость. И можно только догадываться, на какие специфические компетенции подаст образовательную заявку такой «бизнесмен».
По этой причине целевые ориентиры образования, сформулированные государством, вызывают у меня больше доверия, чем хотелки отдельных излишне предприимчивых персонажей, даже если они нереально успешны и при этом до сих пор на свободе.
Возможен ли «побочный эффект» от госрегулирования и какие риски оно порождает? Да, возможен. Было бы наивно это отрицать.
Причины, в сущности, те же. В конце концов, не все еще собственники из «бывших». У нас пока вполне себе норма, когда чиновный мундир висит на спинке кресла топ-менеджера, а то и владельца частного бизнеса. И если такой «государственный муж» формулирует приоритеты страны, то по факту «это те же уши, только в профиль». Это еще если на минутку забыть, что на территории нашей страны у этих «мужей» расположены лишь «центры прибыли». А центры их личного благополучия и тем более – благополучия их чад и домочадцев, как правило, «за пределами». Детки учатся «там» – в этом весь смысл здешнего бизнеса «государственников».
Соответственно, из такой географии личных ценностей формулируются и приоритеты здешнему податному населению. Между прочим, это хорошо видно по характеру обсуждения рассматриваемого законопроекта, как, впрочем, и некоторых других депутатских инициатив.
Чего стоит только идея «ограничения приема в столичные вузы абитуриентов из регионов» под предлогом якобы недобора в провинциальных университетах. Предлог, конечно, можно придумать любой, но сама идея настолько смердит крепостным средневековьем, что никаким предлогом ее постыдность не спрятать. Остается лишь благодарить Бога, что такие «инициаторы» не успели прийти к власти в России в петровские времена, иначе бы никаких ломоносовых, никаких менделеевых, никаких поповых и прочих второсортных «замкадышей» в истории Российской науки точно бы не появилось.
Или вот тезис о неком «избытке юристов и дефиците инженеров», заказанный именно «мундирами с кресел». Ведь если смотреть беспристрастно, то нет ничего плохого в том, что в правовом государстве, декларирующем рыночную модель своей экономики, каждый третий выпускник университета получает знания права и экономики.
А вот в сказку про «дефицит инженеров» я верю с трудом. Дефицит – это ведь такое состояние рынка, когда спрос превышает предложение. И за таким превышением всегда следует рост цен. Стало быть, при дефиците инженеров зарплаты их должны быть сегодня высокими, ну или хотя бы расти с заметным опережением темпов по сравнению с другими «недефицитными» специальностями. И это хорошо видно там, где инженерные знания реально востребованы – там они и ценятся соответственно: инженер в США получает месячную зарплату, на которую он может купить сразу автомобиль – американский же. А где вы видели, чтобы российский инженер мог купить на получку хотя бы «Ладу»? Наш – только подержанный самокат для доставки пиццы. И пока зарплаты курьеров пиццерий в России остаются выше зарплат инженеров, про какой-то там «дефицит» я бы не заикался. Хозяевам российского бизнеса не инженеры нужны. Им нужны рабы с инженерными навыками и талантами Кулибина, с энтузиазмом Александра Матросова «бросаться на амбразуры» и пахать за «Доширак». Соответственно, и к вузам у них отношение как к фермам по разведению поголовья рабов.
Из этих же исходных позиций они формулируют «приоритеты образования». И все бы ничего. Да вот только терзают смутные сомнения насчет перспектив страны, интеллектуальная элита которой с младых ногтей воспитывается как рабы. Хороший раб, он ведь тем и хорош, что не задает вопросов, на кого пахать – на «этих» хозяев или на пришлых. Ему в принципе амбивалентно, и не станет он за процветание Родины лишний час упираться, потому как нет у раба никакой родины. У раба есть только Хозяин.
Мы же все это уже проходили. Всего каких-то полвека назад в структуре выпускников высших учебных заведений Советского Союза соблюдалось установленное Госпланом СССР соотношение «80/20»: 80% – инженеров, 20% – всех остальных – «юристов, журналистов и прочих гуманитариев». Был ли в СССР дефицит инженеров? Нет. И зарплата советского инженера, равная двум зарплатам советской уборщицы, красноречиво об этом свидетельствовала. Спасло ли это Советский Союз от технологического отставания? Тоже нет. Хуже того, именно обесцененная интеллигенция оказалась в первых рядах тех, кто крушил и ломал «Империю Светлого Будущего», разрушая до основания то, что предыдущие поколения возводили на век.
Может, кто-то сейчас возразит в том духе, что «был же и космос, и ядерная индустрия, и масштабные стройки», «мы и поныне гордимся» и все такое. Да, были. Да, гордимся. Но все эти замечательные достижения случились несколько раньше – в первые послевоенные годы, когда в Союз хлынул поток иностранных (трофейных и по ленд-лизу) инженерных компетенций, тех самых, что были добыты в странах с платным высшим образованием. И наши инженерные кадры тех лет – это выпускники вузов – самое позднее – 30-х годов, небольшого исторического периода, когда советская система высшего образования следовала ленинскому принципу «универсума»: прежде всего решая задачу формирования «культурного слоя советского общества» – класса людей с разнообразными – универсальными – энциклопедическими знаниями, опирающимися на углубленное изучение фундаментальных наук – математики, философии, естествознания. Эти люди должны были стать интеллектуальной элитой, драйвером инноваций, но, увы, большая часть их погибла на полях Второй мировой.
А потом, чтобы в авральном порядке восполнить потерю технических кадров, высшей школе было приказано перейти на «специалитет». Мера принималась как временная – до момента получения быстрого результата. И он действительно был получен. Но засада «быстрых результатов» в том, что не так-то легко отказаться от привычки строчить победные реляции наверх, особенно когда путь к ним так соблазнительно прост. К 70-м правило «80/20» стало законом. Как теперь уже известно, хватило всего одного поколения, чтобы оно развалило страну. И сейчас, когда под сказки про «нехватку инженерных кадров» наши «эффективные менеджеры» хотят повторить этот трюк, впору задаться вопросом: а какую страну теперь они собрались разваливать? И сколько им пообещали заплатить за развал?
Что же в итоге? Тупик? Платное образование нужно нашей стране, но наше же государство само пилит сук, на котором сидит? Можно ли вообще вырваться из этого порочного круга «самоубийственного улучшазма»?
Можно. Только для этого не «списки профессий» надо писать, а смотреть в корень проблемы.
Она, проблема, в самой постановке вопроса: «образование должно удовлетворять потребностям экономики». Это неверная постановка. Не должно. Образование – это не девушка по вызову, чтобы «удовлетворять», тем более за деньги. Все как раз ровно наоборот: это экономика обязана создавать условия, в которых хорошее образование доступно каждому гражданину. И «удовлетворение запросам экономики» – лишь один, причем не самый важный критерий его качества. Куда важнее социальная эффективность образования – формирование культурного фундамента общества, прочной опоры его социального единства, генерация поколений людей, умеющих и желающих поддерживать инициативы, стремящихся к инновациям и готовых сообща работать на достижение целей развития.
Проще говоря, хорошее образование выпускает не «специалистов», а «команды успеха», широкие социальные группы единомышленников, с мобильными общественными компетенциями, умеющими быстро, что называется «по ситуации», добывать нужные знания, поддерживающие культуру состязательности и саморазвития. Хорошее образование учит людей достигать поставленных целей сообща, действуя слаженно, согласованно, гармонично дополняя друг друга, а то и заменяя выбывшего члена команды, если того требуют обстоятельства.
А «списки профессий» – это путь в никуда. В конце концов, не так уж и важно, чему учить. Важно – как. Почитайте уставы студенческих обществ американских университетов. Там меньше всего говорится об успеваемости по предметам профессий, востребованных в экономике. Чепуха. Студенты сейчас – это и есть экономика, та самая, что востребует и заставит уже лет через пять жить по ее правилам. Поэтому в уставах прописывается дух единства команды, по сути клятва – всю свою жизнь быть в ней и помогать успеху каждого ее члена. Так они и идут «рыцарским клином» по жизни, сообща добиваясь того, что не под силу одному, даже очень хорошо зазубрившему «дисциплины». А в науке, в бизнесе, в политической карьере они не действуют в одиночку. Они идут этим клином, расталкивая всех, кто оказывается на их пути, и пробивая любые стены. Вот это и есть хорошее образование.
В университетах и колледжах США учится примерно 40 млн иностранных студентов. Ежегодно 3–5 млн из них, завершив обучение, возвращаются на свою родину. И несложно догадаться, что они дальше делают, как распоряжаются полученными навыками «команды успеха», сколоченные и спаянные в американских вузах. Разъезжаясь по миру, они осуществляют глобальное продвижение американских ценностей, американских приоритетов, американских товаров, американской валюты, американской культуры, американского доминирования, в конце концов. И никакие отдельные, даже очень-очень талантливые индивиды, обученные строго в соответствии со «списками востребованных профессий», не могут ничего противопоставить напору этих команд. Индивидов эти команды в лучшем случае наймут к себе на черную работу. Но не всех, конечно, а лишь самых послушных. Ибо таков замысел всей системы глобального продвижения.
Вот это и есть мудрая государственная политика в сфере образования, которой словоблудие наших депутатов, конечно, никакой конкуренции не составляет.
Можем ли и мы так? Конечно, можем. Главное – начать.
