Согласно данным Рособрнадзора, в основном периоде ЕГЭ 2025 г. приняли участие около 682 тыс. человек, из которых более 631 тыс. – выпускники текущего года. Чтобы оценить это число, надо сравнить его с возможностями российской высшей школы. Сейчас в вузах страны учится 4,3 млн человек, что при средней продолжительности обучения в 5 лет позволяет говорить о способности университетов принимать как минимум по 800 тыс. абитуриентов в год. «800» больше, чем «700».
И очевидно, что этих 800 тыс. попросту нет. Их нет физически, а не как «фигура речи». И в перспективе никаких перемен тенденций не просматривается.
Человеческий ресурс, доступный российской высшей школе, составляет сейчас лишь 700 тыс. абитуриентов, для которых, кстати, в этом году Минобром предложено 619 610 бюджетных мест. С одной стороны, это означает, что практически все, кто сдал ЕГЭ на более-менее хорошую оценку, имеют шанс поступить на «бюджет». Остальные 80 тыс. (т. е. один из 10) будут пробовать свои силы в науках на платной, коммерческой основе. И, возможно, у них на то имеются причины – альтернативная одаренность или выбор редкой профессии, да мало ли что.
Важно понимать, что в целом уровень бюджетной обеспеченности высшего образования у нас приближается к 100%. Хочешь учиться? Учись! За тебя страна заплатит. Разве это плохо? Уместно вспомнить, что всего 15 лет назад доля бюджетных мест составляла чуть более трети от общего количества. И росла она все эти годы не только в процентном отношении, но и в абсолютных цифрах. Есть чем гордиться.
Но, с другой стороны, общее число студентов в стране уменьшилось: с 7,4 млн в 2010 г. до нынешних 4,3 млн, т. е., получается, тоже на треть. В последние годы падение замедлилось, но очевидно, что обсуждаемые новации в образовательной сфере – не от хорошей жизни.
Отчего же столь быстро съеживаются наши «молодые мозги»? И почему вообще так вышло, что Россия с населением в два раза меньше, чем было население СССР, обучая специалистов в два раза больше, чем Союз во времена расцвета, столкнулась с дефицитом кадров? Причем дефицитом тех самых профессий, с которыми в Союзе не было никаких проблем.
Любителям попенять на демографию сразу предлагаю выдохнуть. Даже самого беглого взгляда на статистику достаточно, чтобы понять – демографические тренды никак не влияют на образовательные. Объяснение типа «студентов бабы нам не нарожали» тут не срабатывает: с 1917-го по наше время численность студентов вузов росла всегда, даже в годы войны. И лишь дважды понижалось: в «эпоху застоя» – с 1985-го по 1994-й – и вот сейчас, в наш нынешний период «опережающих инновационно-прорывных» достижений на поприще построения «экономики знаний». Причем последний случай по темпам и масштабам спада даже посильней времен развала СССР. Тут «бабы» точно ни при чем.
Разумеется, есть оптимисты (и я принадлежу к их числу), которые даже в этом углядят крупицу позитива. Действительно, сокращение численности студентов происходило, среди прочего, одновременно с сокращением численности вузов, прежде всего, конечно же, так называемых негосударственных, предоставлявших образовательные услуги сомнительного качества. За период с 2010 по 2015 г. (наиболее «урожайные» годы переаттестаций) закрылось 184 вуза. Да и в государственных сокращались программы на платных потоках, где разводили «офисный планктон», способный лишь «создать группу в ватсапе». Создавать что-либо действительно стоящее, а уж тем более материально полезное подготовленные там «специалисты» в принципе не умели.
Удачным образом большая часть этой публики релоцировалась на соцпакет «сытого демократического зарубежья», причем случилось это задолго до СВО и безо всяких очередей в Верхний Ларс. Теперь своим тунеядством эти ребята грузят бюджетную систему недружественных стран, принося пользу Родине пусть даже в такой извращенной форме. Но мы не гордые. Каждый доллар врага, потраченный бездарно, – это то же самое, что пуля в бою: поразит пусть не сразу в сердце, но хотя бы в филейную часть. И на том спасибо.
По скромным и, конечно, неточным подсчетам компания по переаттестации «вывела из чата» примерно 2 млн студентов вузов-живопырок. Могла бы и больше, но процесс встретил ожесточенное сопротивление, причем сразу с нескольких сторон.
Во-первых, образовательный менеджмент крепко вцепился в свои кормушки. А кормушки, надо сказать, весьма нескромных размеров. Даже по обрывкам тех сведений из уголовных дел, что просачиваются в новостную ленту, можно смело говорить – там было за что цепляться. Например, арест бывшего ректора ВГУЭС, бессменного депутата краевого Заксобрания всех созывов, почетного гражданина Владивостока, кавалера всяческих орденов, званий и прочая-прочая, величавшего себя, к слову, не иначе как «президент» (странно, что не «царь», а ведь мог…), открыл взору публики весьма внушительную гору добра, награбленного преступным путем, именно средствами бизнес-механизмов подопечного университета. Но этого хотя бы арестовали. А сколько еще на свободе?
Во-вторых, студенты (и в еще большей степени – их родители) видели в живопырках простой способ покупки дипломов – без каких-либо реальных образовательных усилий. Особенно высоко ценилась такая «фича» среди мигрантов из ближнего зарубежья, которые находили в этом удачное решение своих проблем легализации в РФ.
С 2022 г. добавился «фактор СВО» и некоторая часть молодых людей призывного возраста открыла для себя замечательную возможность прятаться под академическую скамью от повестки военкомата. Тут, конечно, надо заметить, что в этом деле нет каких-либо приоритетов между живопырками и нормальными вузами. За годы преподавания в ДВФУ я повидал немало групп, где из 20 человек «по списку» фактически на занятиях является лишь половина. Остальные не ходили ни дня. Подав документы и сообщив номер кредитки для зачисления стипендии, эти «креативные» персонажи вообще никак не утруждались знакомством с альма-матер. Предсказуемо завалив первую сессию, они всего-то лишались стипендии, но не горевали, ведь отчислить их все равно нельзя. И также нельзя выселить из общежития (а немало таких, кому жилье даже важнее стипендии). Вопрос исключения ставился только после завершения первого года обучения. Отсутствующего обучения – особо отмечу: человек просто живет на дешевой жилплощади, да еще ему платят (!) за это и берегут от призыва. Вот и все, чем ограничивается круг его интересов к высшей школе.
Через год такой жизни его наконец отчисляют, но к тому моменту он успевает подать документы снова, и все повторяется. И таких не десятки, не сотни. Их тысячи только в одном ДВФУ. Тут бы в пору возбудиться прокуратуре, ведь ущерб государству на миллионы. Но в реальности что можно предъявить неуспевающему студенту? «Отстающие» были всегда. «Не осилил науки»? Низкий IQ – не состав. А доказать умысел в такой бизнес-модели практически невозможно.
Для завершения картины следует добавить абсолютно сюрреалистичную идею, поселившуюся в головах образовательного лобби и части правительства РФ о том, что якобы чем больше в стране будет учащихся школ и студентов, тем слабее давление безработной молодежи на рынок труда. Идея глупая, потому что давление никуда не девалось. Оно просто ушло в «тень»: студенты и школьники, формально занятые учебой, фактически все равно работают где-то на полулегальной основе, во всяких мутных «бизнесах» за нал без соцгарантий. Т. е. на самом деле рынок труда оказывается под давлением их низких черных зарплат при полной безнаказанности работодателя. Но чиновники и депутаты ради красивой цифры КиПиАй готовы есть свои галстуки, убеждая в обратном.
Так вот, если все эти факторы отключить, на самом деле падение численности студентов оказалось бы сильнее. И на его фоне образуется вопрос: а почему вообще у нас сейчас так мало желающих учиться? Реально учиться чему-то полезному, а не «посещать» ради корочек бакалавра каких-то стыд-срам наук в сфере мерчандайзинга-махинайзинга с компетенциями специалиста по созданию групп в ватсапе?
И, как мне кажется, ответ на этот вопрос отыскать несложно, если задать себе другой: каковы перспективы жизни человека, получившего инженерную специальность? Какие примеры успеха видим мы вокруг, чтобы рассматривать их как фактор мотивации получать высшее образование по вот этим самым пресловутым «востребованным экономикой» профессиям?
Кто такой он – выпускник инженерной кафедры вуза через десять, двадцать, тридцать лет, допустим, даже вполне успешной карьеры?
Вот с экономистом все понятно – он вполне может стать президентом банка. Юрист? Ну, вот президент страны у нас – юрист, куда уж выше. Переводчики, дизайнеры и даже клоуны – вполне себе успешны. А инженеры – это кто вообще? Кто-нибудь может назвать в текущей реальности хоть одну фамилию общественно значимой персоны, чего-то достигшей в жизни десятилетиями инженерного труда?
Потолок карьеры инженера сегодня – «главный специалист» чего-то там: главный конструктор, главный технолог, главный механик – главный инженер, в общем. Если без пафоса слова «главный», то содержательно это не более чем престарелый мальчик на побегушках, прислуживающий хозяину бизнеса, разгребающий авгиевы конюшни барских косяков, капризов, самодурства, причем безропотно и без всяких прав. А случись в цеху несчастный случай (по причине хозяйского бардака и терминальной тяги к «экономии»), то главный инженер – первый кандидат на тюремную посадку. Тут вообще без вариантов. Его рабочий график 24 на 7. Но по зарплате даже «главный» всегда будет уступать секретарше босса. Это потолок. Хочешь выше – переучивайся на юриста, а еще лучше – сразу на клоуна. И тогда путь к успеху будет наконец открыт. Но там инженером ты уже точно не будешь.
Зарплата инженера должна начинаться от 5 тыс. долларов. Рядового, обычного, не главного. Если цель бизнеса – реально что-то делать, а не банальное «купи-продай», то это – стартовая сумма. Все, что ниже, – самообман. Умиляют объявления: «Требуется главный инженер – зарплата 100 т. р.». Так и хочется спросить: «Ребята, у вас с головами все в порядке?»
Но деньги – это не все и, простите за банальность, даже не главное. Куда серьезнее проблема низкого авторитета созидательных профессий вообще и инженерного труда в частности. Культурный код нынешнего социума России содержит ген презрения к труду. Это весьма опасная болезнь. В быту она встречается с формулировками типа: «Не хочу работать на дядю», «Работают по найму только дураки и неудачники», «Зарплата – для лохов, правильный мужик берет «долю в деле» и т. д. и т. п. Морально-позитивным считается «свой бизнес», а те, кто «просто за зарплату», – люди второго сорта, даже если и зарплата велика. Неоднократно сам наблюдал, как в разговоре между «инженером» и «хозяином поляны» у второго просто стекленеют глаза. Инженер пытается объяснить производственный процесс, что можно, а чего нельзя в нем, но «собственник» элементарно «выключает звук»: ему, великому, неинтересно мнение каких-то там пигмеев.
Конфликт усугубляется противоречивым пониманием «труда», господствующим в головах бизнес-элиты. Нет, они не презирают труд как таковой. Наоборот, не устают про себя любимых повторять, что сами – «трудоголики». Только почему-то свое потение в баньке с секретаршей они искренне считают «работой», а пот тех, кто вкалывает на производстве, – халтурой тунеядцев и лодырей, которым вообще «не за что платить». Уже два поколения подряд у нас воспитывается в вере, что бетон на стройплощадках месят исключительно лентяи, сталь по мартенам плавят лодыри, на рудниках машут кайлом бездельники, хлеб на полях собирают дармоеды, да и вообще – всякие там «мигранты», а вот бескорыстные трудяги, на которых собственно и держится земная ось, – они на «поршах» разруливают вопросы, не жалея живота, мечась по кабакам вдоль голубой дорожки. Это – труд!
В результате такой веры молодые люди, ориентируясь на заданную им систему ценностей, вполне логично идут мимо гостеприимно распахнутых дверей инженерных факультетов. И никакими «мерами поддержки» их на этот путь не повернуть.
