Читая труды графа Витте, того самого легендарного премьер-министра царской России, сделавшего рубль золотым, построившего Трансcиб, КВЖД, Харбин, Порт-Артур, совершившего много других важных дел здесь, на Дальнем Востоке, — в них, в этих текстах, редко встречаешь слово «Китай». Странно, казалось бы: он пишет о проектах в Маньчжурии, о политике Цинской империи, об истории и будущем Поднебесной. Но самих этих слов избегает, употребляя один, непривычный нам, нынешним, ни по духу, ни по звучанию термин — «Желтороссия». По аналогии с Малороссией, как при Витте звалась Украина, или Белороссией — нынешняя Беларусь.
Он вообще был скуп в определениях, деля мир на два полушария: Россию и Америку. А все остальное — «остаток дробей». И это, между прочим, в ту пору, когда Штаты были еще третьеразрядной аграрной республикой, без военного флота, промышленности и даже нормальных границ.
Немец по крови, Витте скептично оценивал европейскую «сферу», считая Европу (задолго до мировых войн) тупиком эволюции, «исчерпавшим ресурсы и волю», «источником бед и раздоров для всего человечества», чреватым страданиями и жертвами. Резко, но метко. А сегодня — поспорьте вы с Витте. Но в американо-российской границе, наоборот, видел ключ к гармонии и светлому будущему. Правильно ее обозначить, в точности выполнить и неукоснительно, терпеливо, чего бы это ни стоило, блюсти — ради этого он был согласен даже на личные унижения «портсмутского переговорщика», поехавшего на старости лет «на ту сторону», — штопать дыры на карте России, оставленные шалопайством тогдашних «горе-развивателей Дальнего Востока» — пресловутой Кликой Безобразовых.
Читайте также:
Шли века, сменялись поколения, перекрашивалась и перекраивалась карта планеты. Неудобно, да и неполиткорректно сейчас употреблять «цветные» слова. Но это история. А историю не учат отдельными главами — прок с науки будет тогда нулевой.
То, что Россия сегодня делает на Дальнем Востоке, — это план Витте. Не обязательно его именно так называть, если это не очень удобно. Но по существу таков он и есть. И это большая работа: не на год — дай бог бы на век.
С этой позиции глядя на многое, не такой уж необычной представляется актуальная повседневность, и уж никак не сказать чтоб «неправильной». Вот казалось бы — мещанская тема: китайские подделки не дают хода нашей продукции. Сколько уже об этих подделках было баталий! Только ленивый в них не отметился: «мировая мастерская» контрафактит ВСЕ, что сумел разглядеть Добрый Китаец через свой цепкий прищур.
Логичной реакцией бизнеса на подобные вызовы всегда были агрессивные инвестиции в само же китайское производство: раз они так хорошо умеют подделывать нелегально, то пусть это же самое производят теперь по франшизе. А доходы — делить пропорционально долям. Так эффективнее всяких запретов. Потому и не слышно давно о поддельных айфонах и «мерседесах» китайского качества». Их теперь производят, взяв в долю настоящих хозяев брендов. Это цивилизованное решение, от которого, кстати, сильно выигрывает конечный потребитель.
Но для российских предпринимателей сейчас такой путь недоступен, даже при деньгах. Недостаточно для «агрессивности» инвестиций за рубежом одних только денег. Нужен протекционизм — политическая поддержка экспорта капитала. Технически он выражается хотя бы в том, например, что в бизнесе принято — продвижению экспортных товаров предшествует продвижение национальных кредитных услуг. Зарубежному покупателю дают сперва выгодно прокредитовать сделку на удобных условиях и под «приятный» процент. Купив в долг, он, пока не расплатится, хвалит «обновку» лучше любого промоутера. Причем «за свои».
Но чтобы в Китай пошли российские банки (даже если бы их там ждали с распростертыми объятиями), кто-то здесь, в России, должен им «объяснить»: «22% годовых» и «200% залога» — это не та ставка и не те условия, которые заинтересуют кого-то в Китае, даже если сам товар будет прекрасен во всех отношениях. Пока «объяснений» не сделано, российский производитель тычется в зарубежные рынки в заведомо проигрышном для себя положении, по факту ОБСЛУЖИВАЯ ЧУЖИЕ ДОЛГИ (!).
Результат такого тыканья вполне предсказуем. Дай бы уж бог не случиться обратному: сложившаяся в последние десятилетия тенденция российских компаний к кредитованию за рубежом окончательно привела бы к утрате суверенитета. Разве что санкции помогли.
Нужна добрая воля правительств двух стран: той, откуда инвестиции идут, и той, которая их получает. И если с китайской «волей» все более-менее ясно, то воля российских властей подчинена «плану Витте» — строительство «Желтороссии». Для его исполнения приоритеты в преференциях для движения «на Китай» исключительно лишь у крупных государственных (или контролируемых государством) компаний. «Желтороссию» творожками не обустроить и «Уссурийским бальзамом» в лоно России не взять. Приоритетны здесь энергетика, транспорт, сырьевые ресурсы, нефть, газ, уголь, руда. Нужно поддерживать патернализм в оборонной сфере, в трудовой миграции, образовании и много еще чего. Тут не до мелкого бизнеса. И не до среднего даже. Да и крупному, если вспомнить «дело «Юкоса», не всякому в тренде вакансия есть.
Так что вот выбор: либо «державность», «соборность», подшитая «скрепами», либо рентабельность и акционерный доход. Я за державу, но… бывает обидно: когда вижу очередную патриотичную маечку с триколором, произведенную в каком-то харбинском хутуне, с гордой надписью «Роисся, вперде!», что-то мешает моему патриотизму вдохнуть полной грудью…
На пути нашего бизнеса в Поднебесной существует немало помех. Какие-то вполне осязаемы. Иные — не очень. Ну, например, ментальные. Мы ведь даже торговые переговоры ведем на разных языках. И я имею в виду не русском — китайском (для этого есть переводчики), а языках разных ценностей и акцентов.
Вот такая, казалось бы, неоднозначность: частота упоминания бога в речи различных народов. Подсчитано, что в русской языковой традиции слово «бог» применяется в ходе общения в 35 раз реже, чем в традициях нардов, говорящих на иврите, однако в 17 раз чаще, чем у китайцев. Избыток (по китайским меркам) религиозной атрибутики русских партнеров в целом понижает уровень взаимопонимания. Это чем-то похоже на «бытовой антисемитизм», имеющий место в нашей культуре по отношению к ортодоксальным евреям. Только теперь мы для китайцев сами выглядим вроде как «спейсами».
Народ Серединной империи до мозга костей прагматичен. Простой, прямолинейный народ. Они с недоверием и раздражением воспринимают речь собеседника, содержащую такие украшения, как: «…ради нашей совместной выгоды», «…во имя блага общего дела», «…для успеха всех партнеров проекта»… Соблюдая деловой этикет, китаец улыбается и кивает, но в душе ему точно известно, что нет ничего «общего»: в любой сделке кто-то обязательно платит больше, чем оно того стоило, другой при этом — снимает навар. А слова про «взаимную выгоду» китаец воспринимает как попытку его обмануть, пустить пыль в глаза, одурачить. Такова их языковая традиция. А проще сказать прямо, открыто: «Я хочу подешевле купить, а тебе — подороже продать». Так будет правильно. Они прямоту уважают.
Читайте также:
Русские же зачастую не знают подобных вещей, пренебрегают ментальностью и самонадеянно пускаются в дебри контрактов, не видя, что сделка уходит в провальную стадию еще до подписания бумаг. С другой стороны, проект «Желтороссия»не не оставляет в покое даже тогда, когда не исполняется, будь на время отложен. Таковы уж традиции нашей политкультуры: либо государство единолично решает все и за всех, либо само ничего не решает и другим не дает.
Сейчас экспансия российского капитала в «сферы влияния» по каналам государственного патернализма идет крайне медленно и осторожно. Это надо правильно понимать. Опыт предыдущих эпох и практики «инфраструктурной накачки стран-соседей по нерушимому братству народов» показал, что на переломе такая «дареная» инфраструктура сама становится инструментом шантажа и давление на Россию. Красноречивый пример тому — газотранспортная система Украины и вообще весь этот газо-евро-майдановый «баттл».
То же самое было и здесь: построенные русскими на Дальнем Востоке города и дороги в какой-то момент были «отжаты» и превратились в опору явно враждебных России сил, как, например, случилось с КВЖД в 30-е годы прошло века, обеспечившей логистику тыла квантунской армии.
Сейчас на повестке приоритет развития собственной российской земли, а зарубежные инвестиции — это потом. И это правильный приоритет. Нам важнее «привлечь», чем «привлечься», — по крайней мере, ближайшие 30 лет. Но для российского бизнеса, который в Китае желает осесть, это означает, что ему предстоит действовать исключительно на свой страх и риск. Неизбежны потери, но государство его не поддержит. Такова актуальность.
